Странствие (СИ)

Как будто через мгновение его что-то мелко затрясло. Чудовище из стылой пасти! Куда оно тащит его?! К себе — на край мира, в клыкастую пасть, туда где небо переливается зеленым сиянием?! В леденящий ад на расправу! Он задергался, перехватил чужую руку и сжал ее так, что Одноухий взвизгнул от боли. Гонат нащупал короткий моряцкий нож, спрятанный за пазухой, но все-таки очнулся ото сна и расслышал цоканье тонка.

— Земля! Старый дуралей! Земля! — захлебывался Улу криком. — Там темное пятно! Я вижу его! Вижу! — он растопырил кривые пальцы, показывая куда-то вбок. Гонат попытался встать, но не рассчитал сил и рухнул обратно. У него затекли ноги, а также сильно ныла спина. Опираясь на поломанный ящик для рыбы, он тяжело приподнял зад и кряхтя сел на носовой настил. Волны лениво покачивали лодку, не замечая его потуги.

— Хотел бы напиться крови, давно бы напился, — укоризненно сказал Улу, старательно выговорив непривычную для него длинную фразу.

Гонат покумекал и не смог поспорить. Он сделал движение головой, как будто извиняясь. Вряд ли тонка заметил его любезность, он возбужденно топтался на месте и переспрашивал:

— Неужели мы спасены?! Так ведь, мастер-рыбак?! Ведь так?!

Нелепым прозвищем Гоната наградил Тургуд, силясь добавить дяде значительности.

Закончились добрые утренние часы, новый день перевалил через роды Богини и оказался светлым — пригожим. Тонка видели острее, однако Гонату мельком показалось — какая-то чернота на горизонте маячит. Лихорадочно, с замершим сердцем он пошарил под бортом лодки, нашел и рванул на себя весла, накрепко позабыв, что привязал их к основанию скамьи.

Пока он отвязывал весла, укладывал их в уключины, искал и надевал промокшие насквозь рукавицы, Улу оповестил о летящей вдалеке чайке. Наконец, лодка встала на весло, а Гонат погреб сам, пытаясь не замечать мучительную боль в теле.

Впрочем, спустя полмили стало понятно — впереди находится не земля. Не совсем земля... Пологий кусок скалы высился над морем футов на десять, и тонка что-то залопотал о застывшей там ипостаси Матери. Какая неважная, неугодная богу ерунда… Гонат ничего не смыслил в идолах тонка, однако знавал этот одинокий утес, напоминавший спину черного кита. Он бывал здесь. Запретная скала...

Древнее святое место! По легенде его заметил никто иной как Элирикон Спаситель! В старину доступ к скале имели одни принцы крови. При наступления совершеннолетия их приковывали здесь цепью и оставляли на семь дней без воды и пищи. Судьбу подростков решали боги! Прошедших жестокое испытание славили, а ушедших провожали к Вселенскому Древу.

Шли века: то ли сановных принцев стало не хватать; то ли один из них, став королем, решил, что его детям необязательно умирать от жажды, голода или зноя. Обряд посвящения превратился в быль. И хотя коснувшимся скалы по-прежнему обещали смерть, у жнецов Королевского Правосудия находились заботы поважнее, чем отлавливать уцелевших на скале рыбаков. Боги гневались, а люди на табу смотрели сквозь пальцы.

Гонат начал тягомотно размышлять, не из-за этой ли скверны наступили бескормица и лихолетье. Попутно греб, перелопачивая темные воды. Иногда он оглядывался чрез плечо, чтобы сохранить направление. Чайка уселась на скалу и копошилась там по-куриному, словно обустраивала гнездо прямо в камне. Чем ближе подплывала курога, тем яснее Гонат понимал — сегодня со скалой чего-то не так.

Его подозрения развеял Улу.

— Там человек! Лежит! — вскричал он, дергая Гоната и тряся указательным пальцем. Выражение черных глаз маленького людоеда было неописуемым. Если боги сжалятся и вернут их назад, Улу найдет чем бахвалиться дикарям — болотным сородичам.

— Чую запах! — добавил Улу ста футами позднее.

«Чайка не копошилась — она кормилась», — подытожил Гонат, присмотревшись внимательно. Птица поклевывала застывшее тело, дергала головой — она старалась оторвать мясо. Человека не спасли ни боги, ни люди. Найденный сотоварищ по несчастью — труп!

Гонат аккуратно обогнул скалу и подвел лодку к узкому закутку с неровно выдолбленными ступенями. Он медленно поднялся и стал рядом с тонка, балансируя лодку всем телом. От скалы шла приличная вонь, поэтому Гонат старался не дышать, как не дышит вытащенный из воды утопленник. Одноухий неспокойно подергивал плечами, ожидая команды.

— Ты слыхал о запрете, Улу? — спросил Гонат одними губами.

Улу пошевелил ухом, ловя его слова в шуме моря. Ясное дело, Улу не слыхал.

— По древнему обычаю людям нельзя касаться скалы — боги разгневаются, — объяснил Гонат. — Я бы замолил такой малый грех, но если узнают явители, то мне несдобровать. Меня отправят в каменоломни или на храмовые верфи для строительства кораблей. Конечно, если не казнят, — добавил рыбак со вздохом.

На лице тонка появилось знакомое хитрое выражение.

— Можешь мне довериться! — предложил Улу. — Мы были друзьями. С Тургудом!

Гонату претила мысль передать свою судьбу в руки тонка. Племянник упоминал о том, что Улу бывал в Спорных Землях — он оттого и остался без уха. Хотя... Уши тонка маленькие, словно у кошки, похоже Улу безмятежно жил дальше.