Я поднялся в свою спальню. Нашел чистую одежду. Отправился на кухню. Мне было страшно заходить туда, потому что я боялся недосчитаться кого-нибудь, но повариха Натмег была на месте, живая и здоровая, и Тавия тоже, и обе девочки, Эльм и Леа. У Тавии был синяк под глазом и распухшая нижняя губа, но она будто и не замечала этого. У Эльм было что-то не так с походкой, она прихрамывала. Я содрогнулся при мысли о том, что с ними произошло, но не стал ни о чем спрашивать.
– Как хорошо, что вы снова дома, помещик Баджерлок, – приветствовала меня Натмег, пообещав вскорости подать завтрак.
– Мы ждем гостей, – предупредил я. – Через несколько часов прибудут лорд Чейд и его помощник по имени Олух. Пожалуйста, приготовьте нам всем что-нибудь. И предупредите всех, что с Олухом надо обращаться так же почтительно, как с самим лордом Чейдом. Наружность и манеры этого человека могут навести на мысль, будто он дурачок, однако на самом деле он незаменимый и верный слуга короля. Ведите себя с ним соответственно. А пока я был бы очень благодарен, если бы кто-нибудь принес в кабинет поднос с едой и горячим чаем. Ах да, и позаботьтесь, чтобы еды хватило и на нашего конюха, Персивиранса. Сегодня он будет завтракать со мной.
Повариха Натмег наморщила лоб, но Тавия кивнула:
– Вы так добры, господин, что решили взять этого бедного полоумного мальчика в конюхи. Может, от работы он придет в себя.
– Будем надеяться, – только и смог ответить я.
Выйдя из кухни, я завернулся в плащ и пошел туда, где когда-то стояли конюшни Ивового Леса. Прозрачный морозный воздух, синее небо, белый снег, черные головни. Я прошелся вдоль пепелища. По крайней мере, одна лошадь точно погибла – я увидел на руинах ее полуобуглившийся и расклеванный воронами труп. Похоже, никто даже не пытался тушить пожар. Я осмотрел снег вокруг, но не узнал ничего нового. Единственные четкие следы были человеческими – похоже, это слуги Ивового Леса ходили по своим повседневным делам.
Уцелевшие лошади и кобыла, которую я увел накануне, обнаружились в сарае для овец, накормленные и напоенные. За животными ухаживала девочка, на вид будто пристукнутая пыльным мешком. С ней был щенок бульдога, единственный выживший. Девочка сидела в углу на куче соломы и смотрела в пустоту, держа его на коленях. Возможно, пыталась найти какое-то объяснение тому, что старшие конюхи куда-то исчезли и на нее легла забота о лошадях. Да и помнит ли она старших? Глядя на эту девочку, я задумался о том, сколько слуг погибло, занимаясь своими делами на конюшне. Я уже знал, что Толлмен и Толлермен мертвы. Скольких еще мы потеряли?
– Как щенок? – спросил я.
– Хорошо, господин. – Она попыталась встать, но я махнул рукой.
Щенок вскарабкался повыше, чтобы лизнуть девочку в подбородок. Его грубо обрубленные уши уже заживали.
– Ты хорошо позаботилась о его ранах. Спасибо.
– Не за что, господин. – Она подняла на меня глаза. – Он очень скучает по маме. Так скучает, что я прямо чувствую.
Ее глаза были широко распахнуты, она тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Я только кивнул – у меня не хватило духу спросить, где ее мать. Вряд ли эта девочка вообще ее помнит.
– Береги его. Утешай, как сможешь.
– Хорошо, господин.
Голубятня выглядела в точности так, как описал гонец. Крысы или какие-то другие падальщики уже потрудились над маленькими птичьими трупиками. На высоком насесте сидел единственный живой голубь с привязанным к лапке посланием. Я поймал его, снял письмо и прочел, что леди Неттл шлет свои поздравления с Зимним праздником Фитцу Виджиланту и интересуется, как поживает ее сестра. Я вымел из голубятни трупы, насыпал зерна уцелевшей птице, проверил, чтобы у нее была вода, и вышел.
К тому времени, когда я вернулся в дом, я продрог до костей и совершенно пал духом. Все, что я увидел, убедило меня: Персивиранс говорит правду. Те, кто похитил Би, – беспощадные убийцы. Моя последняя отчаянная надежда заключалась в том, что они будут беречь ее как заложницу. Войдя в кабинет, я увидел, что мальчик уже проснулся. Кто-то принес ему воды для умывания, и он постарался привести себя в порядок. Поднос с завтраком стоял на моем столе нетронутый.
– Ты разве не голоден? – спросил я.
– Умираю с голоду, господин, – признался он. – Но я подумал, что будет неправильно есть, не дождавшись вашего позволения.
– Парень, если хочешь служить мне, первым делом научись вести себя разумно. Разве служанка с кухни не сказала, что это для тебя? Разве ты не видишь, что тут две чашки и две тарелки? Ты был голоден, еда стояла перед тобой, а когда я вернусь, ты понятия не имел. Надо было поесть.
– Мне показалось, это будет невежливо, господин. Моя семья всегда собиралась за общим столом. – Он вдруг резко замолчал и поджал губы.
На мгновение я понадеялся, что Олух сумеет вернуть память его матери. А потом подумал: а заслуживает ли эта женщина вот так вот взять и вмиг осознать все свои утраты? Я дважды пытался заговорить, но не находил слов.
Наконец я сказал: