– Простите, господин. У меня кровь шла и голова кружилась. И я очень замерз. Я пошел обратно в господский дом за помощью. Но никто меня не узнавал. Я знал, что Ревел погиб, мои отец и дед тоже. И я пошел к маме. – Он кашлянул. – Но она меня не признала. Сказала, иди, мол, в господский дом, там тебе помогут. И когда мне наконец открыли дверь, я соврал. Сказал, что у меня послание для писаря Фитца Виджиланта. Тогда меня впустили и проводили к нему, только он был так же плох, как и я. Булен вычистил мне рану и дал поспать у огня. Я пытался убедить их, что надо ехать, надо вернуть Би. Но они говорили, что не знают никакой Би, и называли меня сумасшедшим нищим. Наутро я уже мог немного ходить и увидел, что лошадь Би вернулась. Тогда я взял Капризулю и хотел отправиться за Би, но слуги решили, что я конокрад! Если бы Булен не сказал им, что я полоумный, не знаю, что бы со мной сделали.
Чейд заговорил успокаивающим тоном:
– Да, нелегко тебе пришлось. Фитц рассказал мне, что ты видел Би в санях. Понятно, что чужаки увезли ее. А что случилось с леди Шун? Ты хоть краем глаза видел ее в тот день?
– Когда они уезжали? Нет, господин. Я видел Би, потому что она смотрела прямо на меня. Кажется, она заметила, что я на нее смотрю. Но она меня не выдала… – Немного подумав, он продолжил: – Она была в санях не одна. Кто-то из бледных правил ими, а на сиденье сзади сидела круглолицая женщина и держала Би на коленях, как маленькую. И еще там был вроде бы взрослый мужик, но с лицом ребенка… – Он говорил все тише и умолк.
Мы с Чейдом молча ждали. Всякое выражение медленно исчезло с лица Персивиранса. Мы ждали.
Наконец он проговорил:
– Они все были в светлом. Даже Би закутали во что-то белое. Но я видел краешек… краешек чего-то красного. Красного, как платье, в котором перед этим была леди.
Чейд прерывисто втянул в себя воздух, с ужасом и надеждой.
– А ты видел ее до этого? – спросил он.
Мальчишка кивнул:
– Мы с Би прятались за изгородью. Чужаки согнали всех наших в кучу перед домом. Би помогла детям спрятаться в стене, но мы сами задержались, чтобы замести следы, а когда пришли, то оказалось, что они закрыли дверь. Поэтому она пошла со мной. И мы прятались за изгородью и видели, что происходит перед домом. Солдаты орали на всех, велели сесть на землю, хотя люди были в домашней одежде, а на дворе дул ветер и шел снег. Когда мы на них смотрели, я думал, что писаря Виджиланта убили. Он лежал лицом вниз, и снег вокруг был красный. А леди Шун была вместе с остальными, в разорванном платье, и две ее горничные были с ней, Кэшн и Скарри.
Его слова стали жестоким ударом для Чейда. Разорванное платье… Он мог сколько угодно гнать от себя мысли о том, что это означает, но правда все равно камнем легла ему на сердце: платье Шун было порвано и ее увезли, как добычу. Значит, ее, самое меньшее, избили. Вероятно, изнасиловали. В любом случае она пострадала.
Чейд гулко сглотнул:
– Ты уверен?
Персивиранс подумал, прежде чем ответить:
– Я видел что-то красное в санях. Вот все, в чем я уверен.
Тут к нам без стука вошел Олух, за ним – Фитц Виджилант.
– Мне тут не нравится, – заявил Олух. – Они все поют одну песню: «Я об этом не думаю, я об этом не думаю, я об этом не думаю…»
– Кто поет? – спросил я, растерявшись от неожиданности.
Он уставился на меня, как на дурачка:
– Все! – Он развел руки, будто пытаясь охватить дом целиком. Потом оглядел комнату и ткнул пальцем в Персивиранса: – Кроме него. Он ничего не поет. Чейд говорит: «Не надо играть музыку так громко, держи ее в ящике!» Но они не держат свою песню в ящике, и мне от этого грустно.
Мы с Чейдом переглянулись и поняли, что у нас одновременно появилась одна и та же идея.
– Дай мне послушать ее минутку, – попросил я Олуха.
– Минутку? – возмутился тот. – Да ты только ее и слушаешь. Когда я приехал, ты так ее заслушался, что меня не слышал, а я тебя не чувствовал. И теперь ты тоже слушаешь.
Я задумчиво коснулся пальцами губ. Олух смотрел на меня, но не шевелился. Я прислушался – не ушами, но Силой. Я услышал музыку Олуха, его неумолкающую песню Силы. Эта песня была его неотъемлемой частью, настолько привычной, что я, не задумываясь, отгородился от нее. Я закрыл глаза и стал погружаться в поток Силы глубже – и услышал то, о чем он говорил. Множество шепотков, постоянно напоминающих друг другу не думать, не вспоминать о тех, кто погиб, не помнить криков боли, пылающей конюшни и крови на снегу. Прорвавшись сквозь шепот, я нашел то, что люди скрывали от себя, – и отступил. Я открыл глаза и поймал взгляд Чейда.
– Он прав, – тихо подтвердил Чейд.
Я кивнул.