– Как только они поняли, как много ты значишь для меня, стало ясно, что они будут искать тебя. Чтобы проверить, не хранишь ли ты тайну, которую они не смогли из меня выбить. Слуги знали твое имя. Я уже говорил тебе, как это получилось. Они знали, что тебя зовут Фитц Чивэл, и знали про Олений замок. Но про Тома Баджерлока из Ивового Леса им было неизвестно. Я не говорил твоего имени даже тем, кого посылал к тебе. Я давал им лишь кусочки сведений, чтобы они могли отыскать некое место, задать там некий вопрос и понять, куда направляться дальше и о чем спрашивать там. Постепенно эта цепочка должна была привести их к тебе. Фитц, я изо всех сил старался не подвергать тебя опасности, даже когда передавал тебе мою просьбу и предостережение. Возможно, они поймали кого-то из моих посланцев и под пытками заставили все рассказать. – Он шумно отхлебнул из чашки.
А может, они просто выследили меня, – добавил Шут. – Может быть, они знали то, чего я не провидел: что рано или поздно я встречусь со своим Изменяющим. Возможно, они даже рассчитывали на то, что ты убьешь меня. Как прекрасно бы вышло для них! Но теперь я опасаюсь, что дела обстоят еще хуже. Если Слуги знали, что я просил тебя разыскать и защитить Нежданного Сына, то, возможно, предположили, что ты уже сделал это. И явились в Ивовый Лес в надежде найти его. Ты ведь слышал, о чем они расспрашивали.
Но вот что самое страшное, – продолжил он. – Что, если им известно больше, чем можем выяснить мы? Что, если им удалось создать новых пророков уже после того, как ты вернул меня с того света и тем самым отменил все варианты будущего, которые были возможны прежде? Вдруг они знали, что ты убьешь меня, встретив на ярмарке? Или, едва не убив, бросишься спасать, оставив Ивовый Лес без защиты, и они смогут явиться туда, насиловать, грабить и разыскивать Нежданного Сына, ничего не опасаясь?
На сердце у меня стало тяжело, а Шут добавил:
– Что, если мы и теперь танцуем под их дудку? Причем мы даже не слышим мотив, так что не можем по собственной воле сбиться с шага и продолжаем прыгать и вертеться, как им нужно?
Я молчал, пытаясь понять, как можно противостоять такому врагу. Врагу, который знает, как я поступлю, даже прежде, чем я приму решение.
– Бояться этого бессмысленно, – печально промолвил Шут, нарушив мое молчание. – Если это и правда, то мы ничего не можем поделать. Единственный логичный выход будет перестать сопротивляться. Но тогда они точно победят. А если мы будем бороться, то сможем хотя бы досадить им.
Моя ярость, недолго пробыв в заточении, вновь вырвалась на волю:
– Я собираюсь не просто досадить им, Шут!
Он не стал отдергивать руку, а напротив, сам крепко взял меня за руку.
– У меня совсем не осталось мужества, Фитц. Они выбили, выжали и выжгли его из меня. Так что мне придется одолжиться отвагой у тебя. Дай мне немного подумать над тем, что ты рассказал.
Он выпустил мою руку и медленно отпил еще чая. Его глаза смотрели мимо меня. Я успел позабыть про ворону, так тихо она сидела все это время. А теперь она вдруг распахнула крылья и спорхнула со своего насеста на маленький столик, едва не опрокинув чайник.
– Корм! – хрипло крикнула Пеструха. – Корм, корм, корм!
– Думаю, на подносе у моей кровати осталась еда, – сказал Шут, и я сходил за ним.
На подносе лежали рогалик и кости небольшой птицы, на которых еще оставалось достаточно мяса. Я отнес все это на рабочий стол, и Пеструха последовала за мной. Я накрошил ей хлеба и налил воды в чашку и поставил там, куда доставал свет. Птица легко отыскала еду и питье.
Шут заговорил прежде, чем я вернулся к нему и сел за стол:
– В твоем рассказе есть то, чего я не понимаю. И очень мало такого, что я могу объяснить. Но давай сложим вместе имеющиеся у нас факты и посмотрим, что получится. Во-первых, та любезная женщина с круглым лицом. Я ее знаю. Ее зовут Двалия, а с ней наверняка ее небелы. Она – лингстра. Это достаточно высокое положение среди Слуг, однако не настолько, чтобы она все время оставалась в школе, занимаясь толкованием пророчеств. Она достаточно умна и полезна, чтобы ей отдали небелов в обучение и услужение, но Слуги не так сильно дорожат ею, чтобы не выпускать во внешний мир. Она кажется доброй. Это ее коронный трюк, и она умело его использует. Люди думают, будто она желает им добра, и они стараются угодить ей.
– Выходит, ты ее знал? Когда жил в Клерресе?