Странствия

Мир после этого продолжался всего только два месяца с половиной, за это время к Ашенцу на четырех судах для перевозки перца, которые он зафрахтовал в Адене, прибыло из Меккского пролива, триста турок, которых он ожидал, вместе с большим количеством мушкетов и другого оружия и с несколькими бронзовыми и чугунными пушками. С ними и с помощью других людей, кои были в его распоряжении, он под предлогом подавления восстания в Пасене ^{59}, поднятого там одним из его комендантов, напал на два селения в стране батов, называемых Жакур и Лингау, которые не были готовы дать отпор, так как Ашенец только что заключил мир; он захватил их без всякого труда, убив при этом трех сыновей короля батов и семьсот оуробалонов ^{60}, которые считаются у них в королевстве самыми лучшими и знатными людьми.

Король батов, крайне возмущенный столь великим вероломством, поклялся главным кумиром их языческой веры по имени Киай Хокомбинор, богом правосудия ^{61}, или отомстить за гибель сыновей и отобрать захваченное, или умереть, а до тех пор не вкушать ни плодов, ни соли, ни чего-либо, угождающего вкусу. И теперь король батов, стремясь осуществить свой замысел, собрал войско в пятнадцать тысяч человек, как местных жителей, так и иноземцев, в чем ему помогли некоторые дружественные князья. Но, не удовлетворившись этим, он захотел еще воспользоваться нашим благорасположением, а поэтому и просит Перо де Фарию оказать ему этот новый знак дружбы.

Просьбу его Перо де Фариа выполнил с большой охотой, ибо понимал, что это служит интересам короля Португалии и способствует безопасности крепости, а также что благодаря этому возрастут доходы таможни и прибыли как его, так и тех португальцев, которые в этих южных краях заключили сделки и вели торговлю.

Глава XIV

О том, как в дальнейшем развивались события вплоть того времени, когда Перо де Фариа направил меня к королю батов, и о том, что я увидел в пути

Когда Перо де Фариа прочел письмо короля батов и узнал от его посла, по какому делу король направил того сюда, он принял посла с величайшим радушием, какое позволяли его средства. Через семнадцать дней после прибытия своего в Малакку посол был отправлен из крепости домой, получив все то, что он просил, а сверх того — еще сто горшков с порохом, каменных ядер и зажигательных бомб, чему он так обрадовался, что пролил слезы радости и, встав на паперти церкви и обратившись к храму лицом, словно обращаясь к самому богу, воздел руки к небу и произнес перед всем народом во всеуслышание:

— Обещаю от имени моего короля, о всемогущий властелин, что в покое и великой радости восседаешь в сокровищнице своих богатств, кои суть духи, созданные твоею волей, что, если тебе угодно будет даровать нам победу над тираном Ашена и мы отберем у него все то, что он так вероломно и коварно захватил у нас в двух селениях наших Жакур и Лингау, мы вечно с превеликим постоянством и благодарностью будем исповедовать тебя в португальском законе твоей святой истины, в коей заключено спасение земнородных, и воздвигнем тебе снова на нашей земле светлые храмы, исполненные сладостных благовоний, где все живущие будут поклоняться тебе с воздетыми руками, подобно тому как это совершается по сей день на земле великой Португалии. И обещаю тебе и клянусь со всей твердостью человека прямого и честного, что мой король никогда не будет иметь иного повелителя, кроме того великого португальца, который ныне властвует над Малаккой.

И, сев затем на ланчару, на которой он прибыл, отплыл в сопровождении десяти или двенадцати баланов ^{62}, проводивших его до острова Упе ^{63}в половине легуа с небольшим от города; там малаккский бендар ^{64}, иначе говоря, самое почитаемое лицо у здешних мусульман, их верховный судья и военачальник, задал ему по приказанию Перо де Фарии пышный пир на свой лад. Музыканты играли на гобоях, трубах и литаврах, а певцы пели, как принято у нас в Португалии, под звуки арф, флейт и виол, так что посол сунул себе палец в рот, что является у них знаком величайшего изумления.