Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре

Астров…Вот вы приехали сюда с мужем, и все, которые здесь работали, копошились, создавали что-то, должны были побросать свои дела и все лето заниматься только подагрой вашего мужа и вами. Оба – он и вы – заразили всех нас вашей праздностью. Я увлекся, целый месяц ничего не делал, а в это время люди болели, в лесах моих, лесных порослях, мужики пасли свой скот… Итак. Куда бы ни ступили вы и ваш муж, всюду вы вносите разрушение… Я шучу, конечно, но все же… странно, и я убежден, что если бы вы остались, то опустошение произошло бы громадное. И я бы погиб, да и вам бы… несдобровать. Ну, уезжайте. Finita la commedia!

Елена Андреевна (берет со стола карандаш и быстро прячет). Этот карандаш я беру себе на память.

Астров. Как-то странно… Были знакомы и вдруг почему-то… Никогда уже больше не увидимся. Так и всё на свете… Пока здесь никого нет, пока дядя Ваня не вошел с букетом, позвольте мне… поцеловать вас… На прощанье… Да? (Целует ее в щеку.) Ну, вот… и прекрасно.

Елена Андреевна. Желаю вам всего хорошего. (Оглянувшись.) Куда ни шло, раз в жизни! (Обнимает его порывисто, и оба тотчас же быстро отходят друг от друга.) Надо уезжать.

Астров. Уезжайте поскорее. Если лошади поданы, то отправляйтесь.

Елена Андреевна. Сюда идут, кажется.

Оба прислушиваются.

Астров. Finita!

[Чехов 1960: 528].

В своем монологе Астров суммирует всю сюжетную канву пьесы в форме короткого схематического сценария, а итальянская фраза провозглашает трагикомическую развязку одновременно нескольких сюжетных линий безответной или неосуществленной любви. Соня влюблена в Астрова, который влюблен в Елену Андреевну, в которую, в свою очередь, безнадежно влюблен Войницкий. Елена Андреевна увлечена Астровым, но заживо похоронила себя, выйдя замуж за пожилого эгоцентричного профессора. Современность происходящего отражена в постоянном переплетении комического с трагическим. В отличие от дуэли со смертельным исходом в «Герое нашего времени» выстрел Войницкого никого не убивает, а конфликтные ситуации так и остаются неразрешенными. Елена обречена на безрадостное существование в браке с профессором, Астрова ждет одиночество, а Соня надеется на вечный покой. Драматургия Чехова создает новую театральную модель мыслей и чувств, в которой странствующие итальянские маски носят иные имена и приобретают новое культурное значение.

Глава пятая Шинель – Полишинель – Пульчинелла. Итальянская генеалогия Акакия Башмачкина

В этой главе предложено новое прочтение повести Н. В. Гоголя «Шинель»: установлена итальянская генеалогия Акакия Башмачкина и высказано предположение, что, создавая образ несчастного петербургского чиновника, писатель использовал архетип итальянского Пульчинеллы[26]. В главе подробно исследуется итальянский подтекст «Шинели» и наглядно демонстрируется, что основные элементы сюжета, повествовательная техника, а также имя и характер главного героя имеют явные параллели со знаменитой итальянской маской Пульчинеллы, с которой Гоголь был хорошо знаком на момент работы над повестью. Поразительное сходство между петербуржцем Башмачкиным и итальянским Пульчинеллой иллюстрируют слова В. В. Набокова о том, что «Рим и Россия особым образом соединились в нереальном гоголевском мире» [Nabokov 1980: 44] [27].