Очень важным событием, сыгравшим большую роль в освоении нами, участниками спектакля, природы юмора и темперамента итальянского театра масок, была встреча с музыкантом и дирижером московского циркового оркестра – Эспозито, итальянцем по национальности. Евгений Багратионович стремился найти человека, который бы непосредственно сам видел театры, игравшие на площадях Италии, сам видел спектакли, построенные по принципу «commedia dell’arte» (комедия масок). Таким очевидцем оказался очаровательный маэстро Эспозито. Он явился к нам в театр на беседу в старинном сюртуке, парадный и торжественный. Это был старик с остроконечной седой бородой, черными молодыми живыми глазами, весело смотревшими из-под густых бровей. Плохо говоря по-русски, очень плохо, он первое время стеснялся и не знал, с чего начать. Кто-то, желая прийти ему на помощь, спросил, видел ли он спектакли комедии масок, как они протекали, как вели себя маски в этих спектаклях? И вдруг Эспозито переменился на наших глазах, застенчивость и торжественность были отброшены. Он начал хохотать, вспоминая, что делали на сцене Тарталья, Панталоне, Труффальдино. «Здесь, в этом месте, – говорил он, – Тарталья… ха-ха-ха! – раздавался заливистый смех обаятельнейшего старика, – а Труффальдино ему отвечал…» Тут Эспозито совершенно отдавался во власть нахлынувших на него воспоминаний и смеялся до слез, за которыми уже решительно нельзя было разобрать ни единого слова, а слышны были всхлипы и стоны захлебнувшегося от смеха человека. Через несколько минут старик итальянец покорил всех нас своей непринужденностью, простотой, огромной внутренней чистотой, безудержным молодым темпераментом, и мы вместе с ним смеялись над его плохо понятными рассказами, зараженные его веселостью и жизнерадостностью. Через час он ушел, провожаемый горячими, дружными аплодисментами. Евгений Багратионович обратился к нам: «Вот так и надо играть масок, как вел себя здесь, на наших глазах Эспозито. Таким должно быть их самочувствие на сцене, – предельно искренним, непосредственным» [Симонов 1959: 121].
Подобная интерпретация персонажей комедии дель арте кардинально отличалась от модернистской, поскольку Вахтангов стремился воссоздать светлый юмор и жизнеутверждающую радость, а не атмосферу веселой смерти. Аплодисменты актеров Третьей студии МХТ итальянскому музыканту, едва говорившему по-русски, и их желание приблизиться к аутентичной комедии дель арте перекликались с аплодисментами Анны Иоанновны и ее двора труппе Ристори, когда слова были второстепенны. Живые воспоминания маэстро Эспозито и воспроизведение элементов комедии дель арте способствовали сближению и взаимопониманию двух культур, разжигая новую искру арлекинизированного творческого вдохновения и продолжая вековые традиции.