Страшная дорога свободной личности

Итак, мы имеем оформленную концепцию, являющуюся действенным орудием против патриархата как универсального способа существования человечества в космической упорядоченности и постоянной устремленности за свои пределы уже существующего, непосредственно данного в опыте. Именно эти две черты мужского принципа — космическая упорядоченность и устремленность за пределы непосредственно данного — являются важнейшими. При этих двух параметрах пребывает на сегодняшний день, за небольшим исключением, почти все человечество. Просто в силу устройства порядка жизни, института брака и того технического развития, которое мы пока что (подчеркнем — пока что!) наблюдаем на планете.

На пороге, несомненно, другая реальность. Мы стремились дать представление о ней через интерпретацию фильмов Ларса фон Триера. На мой взгляд, из современных западных художников именно фон Триер чувствует приближение этой реальности наиболее точно, передавая его более общим способом, нежели изображением какого-то конкретного, апокалиптического или не апокалиптического сценария, который, конечно, невозможно достоверно предсказать.

Описать эту надвигающуюся новую реальность можно лишь в общих словах, причем таким языком, который нельзя заимствовать из одной определенной традиции или религии, как и сегодняшнюю, так как эта новая реальность так же универсальна, как и сегодняшняя. Человечество в значительной степени универсализировалось через развитие техники и массовой коммуникации. Эту реальность можно описать — хотя я и не уверен в своей способности найти здесь подходящие слова, — как поглощение космического порядка неупорядоченной бездной и отсечение всякой устремленности к чему-то, чего нет в земной природе. Эта реальность связана с торжеством специфического характерного для Запада темного женского начала.

Однако здесь невозможно и принципиально недостаточно говорить только о мужском и женском начале, при всей принципиальности и фундаментальности этого вопроса. Комплекс идей, которые подводят черту под существующей реальностью и вталкивают нас в другую реальность, и без критики которых невозможно развернуть альтернативную перспективу, огромен и частью не касается этого вопроса совсем. Вскоре нам нужно будет оставить тему мужского и женского и двинуться дальше.

Но перед этим хотелось бы коснуться одного важного вопроса — как случилось, что представления о мужском и женском на Западе так быстро и принципиально изменились? Как случилось, что рассмотренные нами концепции Вейнингера и Эволы, представляющие собой своего рода гимн патриархата, вдруг оказались так быстро замещены агрессивным феминизмом, провозглашающим нормой всё новые виды сексуальных извращений, а также теорией, гласящей, что родиться мужчиной означает оказаться в ущербной, травматической социальной роли?

Если можно найти что-то воинствующе противоположное во всех отношениях идее сексуальной революции, то это, конечно, философия Вейнингера. Напомню, что он считает бытие женщины целиком и полностью сосредоточенным вокруг сексуальности, и высказывается об этой якобы тотальной сексуальности женщины с глубочайшим презрением. Он объявляет «сущностью женщины и ее смыслом во вселенной» сводничество: женщина везде и всегда пытается организовать половой акт, причем не обязательно со своим участием. Эта «сущность» оценивается им столь низко, что он лишает женщину непрерывной памяти, логики, этики, и, наконец, всякого собственного Я.

Сексуальность в целом рассматривается им как грехопадение. Это грехопадение мужчины, в результате которого и была создана женщина. Разрешить эту ситуацию Вейнингер предлагает через полное отрицание сексуальности. В результате женщина уничтожится, мужчина же умрет как «физический человек» с тем, чтобы получить «полное существование» как «духовный человек».

Напомню, что Вейнингер категорически отрицает искренность опасений о вымирании рода из-за сексуального воздержания. Он доказывает это риторическим вопросом: «Совершал ли кто-нибудь половой акт, руководствуясь тем соображением, что он обязан предотвратить гибель человечества, или считал ли кто-нибудь когда-либо справедливым упрекнуть целомудренного человека в безнравственности его поступков?»

Мы назвали позицию Вейнингера отречением от рода. Мы отмечали, что она есть крайняя форма расщепления индивида и человеческого рода, крайняя форма тщеславного возвеличивания индивида, отдельного Я, опирающегося на заключенный внутри него моральный закон. «Единственная цель человека — это он сам, — говорит Вейнингер. — Нет другой вещи, ради которой он живет… В глубине под ним где-то затерялось человеческое общество, провалилась социальная этика. Человек — один, один».

Мы отмечали также, что утверждение патриархата было тесно связано со становлением отдельной личности, формирования этого самого Я. Об этом пишут авторы, рассматривающие переход от матриархата к патриархату. Центром и стремлений этой личности была частная собственность, отдельное хозяйство, которое отделялось от общего родового хозяйства.