Теперь хотелось бы подчеркнуть, что философия Вейнингера представляет собой особую точку в эволюции всей патриархальной цивилизации, черты которой мы определили как космическую упорядоченность и устремленность за пределы непосредственно данного. Точку ее «надлома», структурного кризиса. Я, сыгравшее ключевую роль в структуризации патриархата как социальной системы, в которой само это Я стало одним из элементов, объявляет здесь, что оно ни в чем не нуждается, кроме себя самого, и выводит себя за пределы системы патриархата.
Оригинальность и значимость Вейнингера не в его теории половых промежуточных форм — хотя она была своеобразным открытием. И не в том, что он выразил мизогинические взгляды на женщину и предложил установить тотальный целибат. В конце концов, он был не первым, кто заявлял подобное. Что-то из этого заявлялось неоднократно в мировых религиях, и в первую очередь в христианстве, которое всячески ограничивало сексуальную сферу (принципиальное, хотя и упрощенное и неоднозначное описание такой позиции христианства дал русский философ Василий Розанов). Однако христианство и другие мировые религии заявляли это с иных позиций, связанных с самими религиозными учениями. Только Вейнингер осуществил отрицание женщины и половой жизни с позиции самовосхваляющего, самодостаточного в своем одиночестве отдельного Я.
Напомню, он ссылается при этом на «Критику практического разума» Канта. Но в «Критике практического разума» Кант ничего подобного не предлагал. И не объявлял, что трансцендентальное Я ни в чем не нуждается, кроме себя самого. Наоборот, в этой работе он размышляет над принципами этики и в качестве высшего из них вводит свой знаменитый «категорический императив»: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом».
Можно, конечно, объявить Вейнингера с его ранним самоубийством сумасшедшим и тем проблематизировать философское значение выраженного им «надлома патриархата». Но, во-первых, напомню, что он был выпускником факультета философии Венского университета и в свои 22 года получил степень доктора философии. Он был невероятно начитан и владел к этому возрасту рядом древних и новых языков. Во-вторых, надо принять во внимание, как оценивали значение его работы современники. Сошлюсь здесь на русского мыслителя Николая Бердяева, который откликнулся на появление книги Вейнингера статьей под названием «По поводу одной замечательной книги».
Выражая несогласие с выводами Вейнингера относительно женщины, Бердяев называет самого Вейнингера «сыном немецкой духовной культуры», в котором «чуется дух Канта, Шопенгауэра, Шеллинга, Рихарда Вагнера», «замечательным психологом, ясновидцем душевных стихий», чьи «заслуги перед психологией будут еще признаны». Далее Бердяев комментирует интересующий нас аспект теории Вейнингера, связанный с отречением от рода и выведением Я из системы патриархата:
«У Вейнингера есть также напряженное, страстное чувство личности, чувство „я“, и не менее страстная, негодующая вражда к роду. Все безличное, стихийное, животное, родовое ненавистно ему. В этом Вейнингер стоит на очень высокой ступени сознания, и книга его гениально отражает тот кризис родовой стихии, который так болезнен для современного человечества. Самосознание личности, сознание высшей природы человека восстает против рабства у безличной родовой стихии. Вейнингер потому так и ненавидит Ж (то есть женщину, женский принцип — И.Р.), что видит в этом начале стихию, враждебную личности, враждебную разуму и совести, привязывающую к роду, к родовой производительности, стихию, враждебную бессмертию. Чувство личности и жажда бессмертия приводят Вейнингера к отрицанию материнства. Он развенчивает материнство, так как видит глубокую противоположность между творчеством новых поколений и творчеством духовных ценностей. Для него материнство есть бессознательный, животный инстинкт и потому не возвышающий женщины».
«Родовая производительность», «безличная родовая стихия»… Мужчина, ненавидящий женщину и презирающий мать (в том числе, разумеется, и собственную мать) за то, что она не более чем «производитель», выполняющий алгоритм «животного инстинкта»… может ли такой мужчина сохранять роль опорного элемента семьи, социальной системы, общества? Каким бы он ни обладал «трансцендентным Я», как бы он ни был направлен на «духовные ценности», он лишает себя такой позицией своей роли в реальном человечестве. И подталкивает весь существующий порядок реального человеческого бытия к взрыву, под обломками которого первым окажется он сам. Таким видится значение кризисной точки, связанной с именем Вейнингера.