Это мировоззрение таково, что все виды извращений вплоть до каннибализма оно рассматривает как проявления свободы личности, являющейся якобы основной ценностью. Эта ценность будто бы остается неизменной с самого начала Нового времени, несмотря на переход от модерна к постмодерну, от индустриального общества к обществу потребления. Даже не просто остается неизменной — свобода всё больше и всё лучше реализуется. Таковы, убежден, реалии «спонтанного» мировоззрения западного человека: борьба за свободу продолжается, изменились лишь ее формы. Сначала это была борьба политическая — против господства и тирании, против угнетения. Затем эта борьба за свободу перешла в семью, школу и другие социальные институты и превратилась в то, что мы видим сегодня.
Как произошло это извращение стремления к свободе, и что оно сулит в дальнейшем? Ответ на эти вопросы требует обширного исследования. Для введения в проблему хотелось бы обратиться к известному тексту Эриха Фромма «Бегство от свободы». Он появился в период Второй мировой войны, когда интеллектуальный слой на Западе был шокирован явлением фашизма.
Фромм писал: «Новую историю Европы и Америки обусловили усилия, направленные на завоевание свободы от политических, экономических и духовных оков, которые связывали человека».
Идеалы свободы человека от гнета, утвердившиеся в Новое время, знакомы нам и по русской культуре, особенно XIX века. Они нашли свое выражение в искусстве, в трудах мыслителей либерального направления, в политических и общественных движениях.
Фромм выделяет первый этап этого «завоевания свободы». На этом этапе был завоеван «экономический либерализм и политическая демократия».
«Несмотря на многочисленные поражения, свобода в целом побеждала. Во имя ее победы погибло много борцов, убежденных в том, что лучше умереть за свободу, чем жить без нее. Такая гибель была наивысшим утверждением их личности… Стремление к свободе выразилось в принципах экономического либерализма, политической демократии, отделения церкви от государства и индивидуализма в личной жизни. Осуществление этих принципов, казалось, приближало человечество к реализации данного стремления. Оковы спадали одна за другой. Человек сбросил иго природы и сам стал ее властелином; он сверг господство церкви и абсолютистского государства. Ликвидация внешнего принуждения казалась
не только необходимым, но и достаточным условием для достижения желанной цели — свободы каждого человека» (выделено мною — И. Р.).Однако всё оказалось не так, утверждает далее Фромм — ведь люди добровольно сменили демократический строй, гарантировавший им свободу от внешнего принуждения, на подчинение вождям в фашистских системах.
«Нам пришлось признать, что в Германии миллионы людей отказались от своей свободы с таким же пылом, с каким их отцы боролись за нее; что они не стремились к свободе, а искали способ от нее избавиться; что другие миллионы были при этом безразличны и не считали, что за свободу стоит бороться и умирать».
Тогда стало ясно, что не только и не столько политический и общественный строй угрожает человеческой свободе, стремление к которой обусловило новую историю Европы и Америки. Главная угроза ей находится внутри самого человека. Эту мысль Фромм подтверждает цитатой американского философа Джона Дьюи: «Серьезная опасность для нашей демократии состоит не в том, что существуют другие, тоталитарные государства. Опасность в том, что в наших собственных личных установках, в наших собственных общественных институтах существуют те же предпосылки, которые в других государствах привели к победе внешней власти, дисциплины, единообразия и зависимости от вождей. Соответственно поле боя находится и здесь, в нас самих, и в наших общественных институтах».
Какая же угроза свободе содержится в самом человеке и в общественных институтах? И что за «свободу» приобретает западная личность, начавшая сегодня борьбу с этой угрозой? Как она будет выглядеть после полного «освобождения»? Именно это хотелось бы осмыслить.
После ликвидации прямого политического угнетения главное, что мешает освобождению личности — это традиционная семья, патриархат и традиционная модель половых отношений: такова западная идея, и на ней основана общественная практика. Эта идея появилась не сегодня. Она постепенно развивалась целым рядом исследователей, работавших на стыке марксизма и психоанализа.
Сначала, еще в 1930-е годы — Вильгельмом Райхом, учеником Фрейда, одновременно апеллировавшим к марксистской традиции.
По мнению Райха, первое классовое расслоение произошло вследствие становления патриархата, и создание бесклассового коммунистического общества, таким образом, невозможно без преодоления патриархата. Кроме того, «сексуальный процесс в обществе всегда был ядром процессов его культурного развития», и, следовательно, без полной либерализации сексуальных процессов (включая свободные гомосексуальные отношения и тому подобное) нельзя по-настоящему либерализовать общество.