Чупки летали по сторонам, бились то о шмахи, то о психоэнергетический купол, и с каждой минутой сдутых бойцов становилась все больше. Внезапно грянул второй раунд. Чупки резко потяжелели, потяжелели и вздутые мышцы, и пухлые носы спортсменов. Король Абербан подергал сквозь сон платье королевы Шмармании, вообразив себе, будто это одеяло, а толпа вокруг перил к тому времени уже отхлынула обратно к сидениям. Вскоре, часа через полтора, начался и третий раунд. Зрители храпели, храпел Абербан, фармацевт Кахма восклицал и возбужденно показывал пальцами, генерал со слезами на глазах вспоминал жену, поэт поэтизировал, и все как будто успокоилось, и все как будто устаканилось и всем, по большому счету, как будто уже и плевать стало на багабоп и сдутых спортсменов внизу, как вдруг вскочил со своего места разочарованный жизнью, собеседником и вообще всем на свете журналист и воскликнул вдохновенно:
– Куда смотрит судья! Бушминголы забуксили цмульку!
Толпа протяжно ахнула. Сонный гомон расступился, и кто-то завыл закипающим чайником.
– Махинаторы! – закричал горький мужчина в передних рядах. – Забуксили цмульку!
– Продажные бушминголы! Жулики недоношенные!
– Верните цмульку! – завизжала громче других ничего не понимавшая спросонья женщина. – Душегубы шмарманские!
Кто-то позади кинул ей в волосы тарелку пельменей. Тучный мужчина рядом не растерялся, принялся грубо выковыривать пельмени из головы своей подруги и, жадно бросая их к себе в глотку, заревел одновременно с тем:
– Поганые шмарманы… чавк… всего что и можете… чавк… как женщин… чавк… поднимать!
И тогда завертелось уже совершенно непонятно – сразу двумя здоровенными кулаками тучного мужчину пустили кувыркаться до самых перил. Его визжащая жена выхватила из сумочки электропалач модели 6С и пырнула обидчика в район неприличных мест, а того уже окружили, потянули за волосы защитники дамских честей. Чудовищный заряд новенького электропалача разлетелся от неприличных мест на всю хваткую братию, и толпа зарядилась, закружилась в волчьем танце, полетели веселые тела через перила арены на психоэнергетический барьер, а там, наткнувшись на купол, стали отскакивать, искрить и сыпаться на стекло с королями, с королевами.
Та же кутерьма творилась в северных ложах – кулаки стучали по лбам, ухали в животы, хваткие пальцы таскали за носы и уши. Зрители мяли друг друга изо всех сил и с немалым удовольствием.
– Бушминголы отсюкали цугуйку! – кричали с одной стороны зала.
– Шмарманы накюксили птюханчиков! – возражали визгом с другой.
В дело вступил даже король Пукибуки. Он ухватил спящего короля Абербана за челюсть и потащил набок. Абербан проснулся и, похрюкивая недоуменно, вцепился в липкую кремовую бороду противника. Королева Шмармании ощутила обиду за мужа и бросилась трепать Абербана за хилые волосы, а тот воспользовался по назначению второй рукой и ухватил мучительницу за самую что ни на есть промежность. Королева игриво ойкнула, а Абербан внезапно отдернул руку и воскликнул:
– Фу, что это у вас там? Гадость какая!
– Стража! Стража! – визжала бушмингольская королева.
Но все зря – стражи на платформе не было, но с каждым мгновением потасовки становилось все больше тех, кто, отскочив от барьера внизу, заваливался на летающее стекло. Платформа опасно накренилась, королевы заскользили, министры стали цепляться за их юбки, тыкаться носами.
Драка внизу стремительно перерастала в зверство. Уже по всему полу валялись битые бутылки и сорванные парики, рваные волосы и чье-то исподнее, свистели шмарманские электроплетки, ревели бушмингольские маршевые гимны.
– Королевская тусовка превратилась в потасовку! – не успевал записывать поэт.
А внизу, на никому уже не интересном поле для багабопа, заканчивался четвертый раунд. Побеждала – дружба! Побеждала даже тогда, когда стеклянная платформа перевернулась совсем и короли с королевами – в разодранных платьях и со слезшими белилами – вверх тормашками полетели на психоэнергетический барьер!
– О-хо-хо! – заявил фармацевт Кахма, вдруг вынул непонятно откуда большой шприц и вонзил его себе в пупок.
И тотчас покраснел, вздулся, как надувной матрас, удлинился так, что поцарапал макушкой потолок, расширился, а потом кувыркнулся через балюстраду вниз, на трибуны. Безымянный журналист подумал, что, как и он всегда при диктофоне, разумеется и фармацевт всегда при шприце. А вдовец-генерал наверняка прячет где-то гаубицу. Или хотя бы расстрельную команду. Иначе какой из него генерал?
Дутая туша покатилась по ступенькам в беснующуюся толпу и принялась расшвыривать повсюду и шмарманов, и бушминголов. У фармацевта не было своих, разве что кроме других фармацевтов!