Страшная Эдда

– Клянусь, – тихо сказал Сигурд. Он смотрел снизу вверх на Одина, неподвижно застывшего на скамье. Только сейчас Сигурд увидел, как он стар. Неважно, что у Одина было сложение крепкого сорокалетнего воина. Он был совсем седой; ни на голове, ни на теле у него не осталось ни одного русого волоса – нечёсаные кудри были стального цвета, и тускло-серая шерсть на груди, как у дряхлого волка. Всё лицо его изрезали глубокие морщины, ни следа румянца не было на этом лице, состарившемся много веков назад. Из угла воспалённой пустой глазницы стекала дорожка мутных слёз. Безмерная усталость была во всей его фигуре, свинцовая, тысячелетняя усталость бессмертного существа, которое слишком привыкло к смертному миру. Рушилась связь между девятью мирами, казавшаяся непоколебимой, а он – он бессилен был что-то сделать и сидел здесь, прислонившись к дубовому столу, старый, потный, одноглазый и готовый заплакать. А Сигурд, единственный из дружины, связанный с ним кровным родством, ничем не мог ему помочь, потому что был пьян и потому что не был богом.

Сигурд рывком поднялся на ноги, и оказалось, что его совершенно развезло. Вместо того, чтобы обнять Одина, как он намеревался, он ухватился за него, чтобы не грохнуться на пол.

– Н-не мучайся, – заплетающимся языком пробормотал Сигурд, – обещаю, что я всегда буду с тобой, я т-тебя не оставлю…

Лицо Одина на миг просветлело.

– Ох уж эта молодёжь, – проворчал он, – пить не умеет… Иди, малыш, отлежись.

Сигурд потащился в сторону и, окончательно израсходовав запас сил, рухнул на расстеленные шкуры.

– Готовенький, – услышал он над собой звонкий насмешливый голос. – Хёгни, это и есть твой побратим?

Приоткрыв глаза, Сигурд увидел стоявшую рядом валькирию. Не Брюн, нет – другую. Она была ростом меньше Брюн, полнее и смуглее её, сложенный колечком рот открывал два белых зуба. Туго заплетённые косы спускались почти до колен. Тут Сигурд сообразил, что это Труди, одна из разносивших молоко. Кажется, он несколько раз видел её с Хёгни. Самого Хёгни он разглядеть не мог. Где-то возле его носа маячил серебристый сапог, какие носили все воины Вальгаллы – по-видимому, он и принадлежал Хёгни.

– Первый раз вижу, чтобы молоком так надирались, – сказала Труди и звучно шлёпнула Сигурда по голой спине. Ему показалось, что внутри у него загудела расстроенная арфа. Он испустил придушенный стон.

– Да помоги же мне, не видишь, ему плохо, – отозвался Хёгни. Труди возразила:

– Глупости. От молока козы Хейдрунн не блюют.

Вдвоём они перевернули Сигурда и привели его в сидячее положение. Хёгни подставил своё плечо в качестве опоры. Сигурд посмотрел ему в лицо мутным взглядом.

– Н-не надо меня трогать. Со мной всё в порядке.

Хёгни захотелось надавать ему как следует по щекам, чтобы прочухался. Будь это не Сигурд, а кто-нибудь другой, он бы и надавал. Но он не мог себе позволить применить это к Сигурду и сказал, поддерживая его правой рукой:

– Это ты называешь всё в порядке? Думаешь, я не вижу? Ты напился потому, что тебе погано, а погано тебе из-за того, что брякнула Рататоск. О чём ты шептался с Одином?

Сигурд молча помотал головой – он не собирался нарушать обещание, даже пьяное. Труди ущипнула его и тут же была дёрнута за косу рукой Хёгни.

– Ишь чего, – процедил Хёгни и прибавил ей тычка в бок. – Перепутала малость? Чувствую, не следовало мне вызывать эту белку.

– Тебя Один попросил, – напомнил Сигурд. Мысли в его голове слипались, как снежные комья, но предметы перед глазами перестали расплываться и заняли более или менее нормальное положение. Хёгни опустил голову.

– Зачем ему это было надо? Вот и сам теперь не знает, куда деться… Она ведь предупреждала, что не скажет ничего хорошего.

– Ты тоже понял, что она сказала?

– Дураком меня считаешь, Сигурд? Она сказала, что люди из Мидгарда больше никогда не попадут в Вальгаллу. Видно, Олав один из последних, кому повезло…

– Вообще-то вас и так достаточно много, – недовольно заявила Труди. – Куда уж больше? Возись тут с вами!

Подбежала Брюн, пританцовывая, сорвала с головы шлем и швырнула в угол. Увидев состояние Сигурда, она опешила.

– Что это с ним? Сколько он выпил?

– А я почём знаю, – отозвалась Труди, – ковшей тридцать, не меньше. Сама понимаешь, здесь возможности неограниченные…

Брюн опустилась на колени и обвила руками шею Сигурда. Хёгни понял, что Сигурд ничего ей не скажет, будет молчать – и решил, что надо рассказать ей о пророчестве.

– Вести неприятные, Брюн, – сказал он. – В этот раз, когда мы обходили дозором Мидгард, то застали там Рататоск.

– Она пророчествовала?

– Да, в том-то и дело. Одину захотелось услышать, что она скажет. Мне тоже было любопытно, и я вызвался спрашивать её. Она ведь не отвечает на вопросы богов, когда она в Мидгарде. Но мне она тоже не хотела поначалу отвечать, насмехалась. А потом сказала, что скоро путь в Вальгаллу из Мидгарда закроется навсегда.

Он с сомнением посмотрел на Брюн.

– Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Брюн, сидя на корточках и тихонько поглаживая по руке Сигурда. – Но это больший урон для Мидгарда, чем для нас, ведь так?