Страшная история

Так для цветка началась новая жизнь. Как я и ожидал, в новом месте он развернул куда более бурную жизнедеятельность, дойдя вскоре до половины метра в высоту. Его уже трудно было назвать цветком — скорее, маленькое деревце. Под лепестками вырос второй слой, очень тонкий и нежный, имеющий светло-розовый цвет. Сердцевина коронки зияла, как маленькое солнце, и по-прежнему радовала глаз зеркальной гладью. Я поливал цветок водой и сыпал в почву удобрения. А в благодарность за это он показывал мне сны. Сны, после которых я просыпался счастливый и измождённый, весь в горячем поту, с остекленевшими глазами. Первые сны я так и не запомнил, но потом мозг стал как-то приспосабливаться. Возможно, память отказывала, потому что виденное мной изначально не предназначалось для человека. Но я видел. И с каждым разом всё больше.

Я видел те же тёмные небеса с теми же грозными тучами, которые налезали друг на друга. Я видел красные лучи светила, которое пряталось за ними. Это было самое лёгкое, что запоминалось. А вот для восприятия того, что находилось под этой панорамой — места, которое я назвал «большим садом», — требовались силы гораздо больше.

Поле багровых цветов не имело конца и края. Оно было везде, от одного горизонта до другого. Да и был ли горизонт вообще, или красные головки уходили прямиком в бесконечность? Я не знал. Цветы располагались в совершенном порядке, образуя решето. Я видел их отовсюду — сверху, снизу, сбоку, — но нигде мне не удалось заметить ни малейшего отклонения от всеобщей гармонии. Багровый сад под багровыми небесами, изливающий багровое сияние. Каждый цветок был похож на маленькую лампу. Мерцающий ореол окутывал их, и в этом размеренном сиянии цветки тянулись вверх, ещё выше, к небу с тяжёлыми, никогда не рассеивающимися тучами. Я мучительно ждал, когда же пойдёт долгожданный дождь, но его не было. Его, похоже, и не могло быть в этом странном месте, который не мог существовать в нашем банальном мире.

Находиться там было ужасно и прекрасно одновременно. Я чувствовал, как касаюсь своим разумом чего-то непостижимого, не могущего быть реальным, но тем не менее реального. И лучшим доказательством тому была частица того грандиозного сада, которая приютилась в углу гостиной. После всех видений стало понятно: мой цветок — ещё лишь дитя, которому расти и расти до подлинной зрелости. Тем не менее, он уже начал размножаться, и по четыре стороны от него развернули чаши его миниатюрные копии.

По иным ночам цветок светился. То же мглисто-бархатное сияние, которое я видел во снах. Сначала сияние было видно очень редко — раз или два в неделю, но частота увеличивалась, и вскоре цветок стал создавать тени в гостиной почти каждую ночь. Маленькие цветки подхватывали это сияние, стараясь не отставать от родителя, но они были не соперники ему. В священном восторге я касался лепестка, окружённого ореолом, и кончики моих пальцев окутывал тот же свет. Он не угасал до самого утра, когда под напором солнечных лучей багровое сияние медленно затухало.

«Мой цветок, — думал я, глядя на потолок квартиры с блаженной улыбкой. — Он мой».

Я почти перестал ходить на работу и не выходил на улицу. Квартиру покидал только по самым насущным потребностям, как-то: сходить за едой, вынести мусор, оплатить счета. Мне не хотелось ни на минуту отдаляться от прекрасного пришельца из иного мира. И я с нетерпением ждал каждой ночи, зная, что мне предстоит очередной визит в иную реальность, несомненно лучшую, чем наша.

А сны продолжались, становясь ярче и глубже. Поле цветов более не представлялось чем-то монолитным, раз и навсегда застывшим. Я видел, как ветер колышет их головки, заставляя наклониться. Иногда какой-нибудь цветок валился в сторону, поражённый болезнью или иной напастью, и тогда растения усиливали своё мерцание, помогая сородичу. Не проходило и часа, как погнувшийся стебель вновь выпрямлялся, и гармония восстанавливалась.

Безымянный «большой сад» теперь имел название. Об этом мне сообщил тихий голос, говорящий баритоном прямо над ухом — он появился примерно тогда, когда мой цветок стал испускать лучи каждую ночь. Я полагал, что это именно его голос. Значит, нынче я мог общаться со своим другом. Но обычно он на вопросы отвечать не был склонен, и говорил только тогда, когда сам хотел.

Тёмные Сады, сообщил он мне, когда я в задумчивости глядел на бескрайнее поле. Они называли это место Тёмными Садами.

Кто? — откликнулся я (конечно, мысленно). — Здесь раньше кто-то бывал?

Но голос лишь едва слышно засмеялся и больше не говорил. Я продолжил изучение сада и увидел, что земля под цветами рыхлая, сбившаяся в плотные комки. Подобную почву я видел не впервые: у меня дома, в кадке, земля тоже посерела и слиплась в сухие куски. Должно быть, в процессе развития цветы высасывали из неё всё, что только можно. Это мне чем-то не нравилось, но моё мнение в Тёмных Садах вряд ли кого-либо интересовало.