В Крымском штабе партизанского движения всех нюансов данной операции не знали, и взятие Фоти-Сала в приказе от 21.02.44 г. было отмечено в восторженных тонах. «За умелое руководство операцией» была объявлена благодарность командиру и комиссару 7-й бригады Л.А. Вихману и Ю.И. Сытникову, командиру и начальнику штаба 8-го отряда М.К. Алиеву и С.Д. Гаджиеву, командиру 10-го отряда И.В. Крапивному.
Зато досталось Ф.А. Федоренко за Шумхайскую операцию. Правильно отмечалась неудачная артподготовка, которая только раскрыла намерения партизан. Указывалось, что только в отряде Ваднева погибло 25 человек [15].
Немецко-румынское командование оказалось не готово к небывалой активизации партизанского движения. Многочисленные заставы на дорогах и мелкие гарнизоны в лесных и предгорных селах, которые ранее достаточно успешно противоборствовали ослабленным постоянным голодом немногочисленным партизанским отрядам, теперь превратились в источник снабжения партизан оружием. Размах партизанского движения был такой, что партизаны осмелились атаковать, и атаковать успешно: Зую, Старый Крым, железнодорожную станцию Альма.
В этот период часть отрядов располагается непосредственно в захваченных ими селах, часть по-прежнему в лесных лагерях, которые оборудуют достаточно комфортно. Вот как Л.A. Вихман описывает свои впечатления от посещения лагеря 3-го отряда: «Какой здесь образцовый порядок! Здесь есть клуб, баня, прачечная, портняжная, сапожная, колбасная мастерская и даже самогонный завод. Четкость и исполнительность чувствуется во всем. Молодец Грузинов!» [22].
В 1942 году А.В. Мокроусов был взбешен, увидев землянки Зуйского отряда, а патефон и кровать с набалдашниками Н.Д. Лугового стали притчей во языцех. Осенью 1943 года отношение к минимально возможному комфорту было совершенно иное.
Появление в отрядах огромного числа девушек разбередило души «старых партизан». Эти молодые парни, неженатые, а кто-то и нецелованные, два года только и делали, что убивали и, как могли, избегали того, чтоб убили их. И вот теперь вокруг них множество молодых, здоровых девчат, которые совершенно искренне восторженно и влюбленно ловят каждый их взгляд, каждое слово.
Очень скоро под этими взглядами пали лучшие из лучших: А.С. Ваднев, Н.И. Дементьев, Г.Ф. Грузинов, Н.Е. Колпаков…
Так, осенью 1943 года в Крымском лесу наряду с ранее существовавшим институтом «лесных жен», что было привилегией исключительно высшего командного состава, появилась «жена-вульгариус», то есть «жена обыкновенная». Истосковавшиеся по нормальной жизни «старые» — двадцатипятилетние — партизаны в своем большинстве искренне хотели «все по-честному», «как у людей». В отрядах играли веселые шумные свадьбы, гости искренне кричали: «Горько!»
В Крыму, в предвкушении скорого освобождения, к артобстрелу стрелами Амура первоначально отнеслись совершенно лояльно. На стороне «молодоженов» был нейтралитет командования и позитивное общественное мнение. С симпатией «общественное мнение» относилось и к новоявленным женам. Дело в том, что невеста Николая Колпакова была бойцом женской диверсионной группы; Вера Кудряшова — невеста Ваднева — обычным бойцом 18-го отряда… В отличие от «лесных жен», они были равные среди равных. Читая воспоминания партизанки Сафие Ибраимовой, я обратил внимание на одну фразу: «Имярек — жена Македонского, а может, нежена, принесла мне еду» [52].