Страшная сила

– Разделимся. Я – искать Наталью. А вы за Валерой и Хуаном. Идите как можно увереннее. Головами по сторонам не вертите, ворон не считайте. Чувствуйте себя как дома. План я вам уже сто раз рисовал. Держите мою карточку – ею открываются все двери. Значит, как договорились: сначала берете Валеру, потом все вместе идете к Хуану. Особых подозрений возникнуть не должно. Отец идет опробовать лекарство на сыне. В сопровождении врача и охранника – все как положено. Потом кладете Хуана на носилки, и несете сюда. Он сам может ходить, поэтому носилки собьют всех с толку. Но если не собьют… Тогда переходите к плану господина Челнокова, то бишь – действуете по обстановке. На все про все даю вам семь минут, это – наша фора. Не зря же я так гнал по тоннелю. Встретимся здесь. Если опоздаю, не ждите! – Взмахом руки он остановил готовые вырваться из Павла возражения. – Ну, с Богом…

Я едва успела нацепить маску, как, подталкиваемая дядей Леней, очутилась в коридоре под прицелом телекамер. Павел держался отлично. Шел себе спокойненько позади меня, и даже что-то насвистывал. А я благодарила Бога за то, что изредка попадающийся персонал лаборатории не видит моего бледного напряженного лица и пистолета пристроенного за поясом.

Третий поворот налево, и по лестнице вниз. Четвертая дверь с правой стороны… Карточка только со второго раза попадает в прорезь, и тихо щелкнувший электронный замок пропускает нас в девственно пустую комнату. И хорошо, что так, учитывая отвратительное отношение ко мне замков всевозможных конструкций и стран-производителей. Поэтому, отодвинув меня в сторону, с вентилем на второй двери справляется Павел.

Папа сидел за микроскопом, и ничего не видел и не слышал. Можно было разнести лабораторию по кирпичику, но он отвлекся бы только тогда, когда у него отобрали бы микроскоп.

– Господин Евсеев, – охрипшим, как у Павла голосом, с трудом выговорила я, помня о прослушивании. – Вы должны пройти с нами к вашему сыну. Судя по всему, лекарство уже готово, и пришло время проверить его в действии. Крешин очень плох, и не может больше ждать. Быстро берите лекарство и выходите.

Допускаю, что мой голос и моя речь стали для отца полной неожиданностью, но на умственные способности Валерия Евсеева еще никто и никогда не жаловался. Он оторвался от микроскопа, и улыбнулся нам одними глазами.

– Это слишком рискованно. – Покачал он головой для камер слежения. – Но, как я понимаю, выбора у меня нет?

– Так точно, – вмешался успевший вжиться в роль охранника бывший омоновец, бряцая наручниками, и сделал зверское лицо. Получилось очень натурально. Я даже обратила внимание, что зверское лицо идет Павлу, как никакое другое.

Не говоря больше ни слова, отец поднялся и, положив в карман какой-то пузырек, покорно вытянул руки. В напряженной тишине браслеты щелкнули оглушительно. Выходя в коридор, я успела шепнуть: «Теперь за Хуаном. У нас очень мало времени. Веди». Отец молча кивнул и, быстро повернув направо, углубился в лабиринт коридоров. На всякий случай я попыталась запомнить дорогу, боясь заблудиться в стерильно-белом однообразии. Хорошо, что идти оказалось совсем недалеко – из семи отведенных нам безопасных минут прошло уже три. Вот она – искомая дверь.

На этот раз открывающая Сим-Сим карточка сама влетела куда надо, и мы гуськом втянулись в помещение, не забыв поплотнее прикрыть дверь.

– Папа? – вскинулся лежащий на кровати Хуан и, не успев продолжить, зашелся надсадным кашлем. Воспользовавшись паузой, отец быстро приложил палец к губам, а мы с Павлом рысцой обежали палату в поисках носилок. И, разумеется, не нашли. Не может же нам везти бесконечно! План трещал по швам, и я в полном замешательстве чиркнула карточкой по замку еще одной двери, обнаруженной за каким-то особо крупным медицинским агрегатом, в надежде отыскать необходимые для отвода глаз носилки. Да так и застыла на пороге, парализованная представшей перед моим взором картиной.

В палате-близнеце, под круглой многоламповой конструкцией, лежал и страдал Виктор Крешин. А рядом, на придвинутом к кровати стульчике, восседала не кто иная, как Наташка Фролова, и полными сострадания и нежности движениями промокала олигарху покрытый испариной лоб. Широко распахнутые серо-зеленые глаза удивленно заморгали, отреагировав на мое вторжение, и сделались совершенно огромными, когда я заявила:

– Чего расселась! Быстро двигаем отсюда!

– Ника? – Наташка растерянно шевелила губами, и никак не могла сообразить, что же ей делать дальше: послушаться меня и рассудка, или своего чертового бабского сердца, заставляющего бодрствовать около лежащего без сознания Крешина.

Чтобы помочь ей принять правильное решение, я быстро сократила разделяющее нас расстояние, и уже собиралась применить силу, когда силу применили ко мне.

– И куда же она, по-вашему, должна двигать, Ника Валерьевна? – Бессильно трепыхаясь в стальном захвате, услышала я над ухом голос Меранского. – Нет уж, заходите лучше вы к нам.