Страшная сила

Неспособная думать ни о чем, кроме невыносимой боли в вывернутой руке, я могла только бессильно наблюдать, как на пороге, разделяющем две палаты, возникает Павел и, не мудрствуя лукаво, стреляет прямиком мне в лоб. То есть это мне показалось, что в лоб. Пуля свистнула возле самого уха, и я сквозь боль различила сухой смешок того, кому она предназначалась:

– Что ж ты мажешь так безбожно. Смотри, не попади в свою…

Он не успел окончить фразу, когда Павел выстрелил еще раз. Только на сей раз не в Меранского, а в залетевшего в другую дверь охранника. Потом в следующего… Но очередной не пожелал, подобно предшественнику, безропотно осесть на заливаемый собственной кровью пол, и последним усилием дал короткую очередь из пистолета-пулемета. Не в силах отвести глаз я смотрела, как веер выпущенных охранником пуль отбрасывает Павла на стеклянный шкаф, как летят во все стороны острые осколки, и оружие выпадает из разжавшейся руки. Больше мне уже ничего не было видно кроме белой простыни, укрывающей Крешина, в которую меня уткнул Меранский, неожиданно сильно швырнув на кровать.

Когда мне удалось немного отдышаться после соприкосновения с невысокой спинкой, на которой я повисла мешком, пистолет, спрятанный за поясом, уже поменял владельца и был направлен на Хуана, пошатывающегося в дверном проеме. Я знала, что старый чекист не промахнется, что мне нипочем не предотвратить этот выстрел, потому что ватные ноги не слушаются, правая рука висит плетью, а Меранского от меня отделяет добрых семь шагов.

И все-таки он промахнулся. Был ли и впрямь Хуан счастливчиком, или у Господа Бога имелись свои планы относительно кубинца, но в тот момент, когда вдавливался курок, окружающее пространство огласил жуткий вой сирены. И не знавшая промаха рука дрогнула. Первая пуля угодила в стену, а вот вторая… Вторая пуля, уже привыкшая к сиренному вою, направлялась прямо в сердце моего брата, и все-таки в цель не попала. Хуан живой и невредимый остался на ногах, а оттолкнувший его дядя Леня медленно сползал на пол, оставляя широкую алую полосу на снежно-белой стене. Третья пуля… Третей пуле не суждено было покинуть патронник, потому, что семь шагов отделяющие меня от человека, методично лишавшего меня самых дорогих людей, закончились.

Время изменило свой вечный размеренный бег, и понеслось какими-то невозможными скачками. Мгновения в полном соответствии с известной песней засвистели, как пули у виска. А вот настоящим пулям не повезло, они так и остались невостребованными, потому что первой неожиданной атакой мне удалось выбить пистолет из рук бывшего чекиста, да так, что тот вылетел аж в самый коридор. Значит, все теперь зависит от того, насколько хорошо я постигла искусство рукопашного боя. Разумеется, мне было известно, что сухонький и на вид вполне безобидный старичок при желании мог скрутить в бараний рог десяток таких, как я. Со всеми моими «разгонками» и «подъемом зверя». Строго говоря, шансы на победу попросту отсутствовали. Но думать об этом сразу стало некогда. Потому что, выкручиваясь из захватов, уходя от ударов и нанося свои мыслить членораздельно оказалось крайне затруднительно. Мозг мой едва успевал отдавать телу необходимые команды: в сторону, удар, пригнись, налево, направо, удар, еще удар. Даже на то, чтобы фиксировать обстановку, катастрофически не доставало времени. А обстановка, судя по всему, накалялась. Многоногий топот в коридоре сменила подозрительная тишина. Почему охранники не стреляют? Неужели всех уже повязали? Нет, вряд ли. Иначе как бы тогда в нашу схватку встряли отец с Хуаном? Правда, полноценными участниками побоища, устроенного нами в палате, они так и не стали. Меранский одним четким движением отправил и так еле держащегося на ногах кубинца в долгий нокаут, а отец, все еще скованный наручниками, последовал за сыном буквально через две секунды. Увы, своим вмешательством они ничуть не улучшил моего положения, ставшего к тому моменту совсем незавидным. А чего завидовать, если, отлетев на уже разбитый Павлом шкаф, я добросовестно разбила головой все, что там еще можно было разбить. «Блин горелый, как больно!» – возопил внутренний голос, вторя отбитой печени, в которую угодил ботинок шустрого старичка, пока я делала судорожные попытки подняться. Все. Теперь не поднимусь. Моя щека очень удобно устроилась на стеклянных осколках, и отрывать ее от пола уже не было ни сил, ни желания. Сухая старческая рука крепко ухватила меня за подбородок, а другая тяжело легла на затылок. Одно короткое движение и моя шея хрустнет, а в глазах навсегда поселится тьма. Я даже не успею еще раз увидеть Павла, потому что лежит он с другой стороны.

Но вместо ожидаемого хруста собственных позвонков в мои уши тараном ударил раздавшийся совсем рядом выстрел. Руки, обхватывающие голову, обмякли, соскользнули, и на затылок мне потекло что-то теплое. А потом тело Меранского обрушилось сверху, еще больше вдавливая меня в усыпавшее пол стекло.

Глава одиннадцатая

– Ника! Ни-ка!!!