Страшная тайна

Снова топоток – размеренный, спокойный. И тут, к моему крайнему изумлению, на гребне холма появились две птицы и остановились, чтобы осмотреться яркими сапфировыми глазами. Увидев номер, они с явным удовлетворением переглянулись. И нежно потерлись массивными голубыми клювами. После чего снова повернулись и торжественно двинулись ко мне. Они были большие, как гуси. Мне было видно, что лапы у них крупные и перепончатые, значит, это были водоплавающие птицы, но неведомой мне породы. Я откровенно не понимал, что они тут делают, пока они не вышли на яркий свет шестой пары свечей. Тогда я разглядел синее оперение – блестящее и темное на крыльях, сияющее нежно-лазоревое на груди. Это были ультима-тульские квачки – только великанских размеров. Я в жизни не видел, чтобы квачки были такие огромные, такие ухоженные, такие очевидно разумные.

Они подошли прямо ко мне, после чего каждая торжественно отерла клюв о мою штанину в зарок дружбы, а потом подняли головы и посмотрели на меня ясными круглыми глазами, в которых отчетливо светился юмор. «Ну, как тебе?» – словно говорили они.

– Боже мой! – придушенно воскликнул я. – Как это мне?!.

Уилл тут же проснулся. Все равно уже наверняка было пора доить коз.

– Что? – заплетающимся языком выговорил он. – Венделу опять вырвало?

Я засмеялся:

– Нет. Квачки вернулись. Посмотри.

Уилл приподнялся, посмотрел, протер глаза, с хрустом провел ладонями по щетинистым щекам, снова посмотрел.

– Не может быть! – проговорил он. – Как они так выросли?!

Он встал и подошел поближе. Квачки повернулись к нему и наклонили головы – как будто кивнули.

– А как лоснятся-то! – восхитился Уилл. – Красотки! Да и умные с виду. Наверное, придется держать их дома. Не продавать же – рука не поднимется!

– Нет, я бы забрал их себе, – сказал я. – Можно, Уилл? Пожалуйста!

Возвращение квачек и их чудесное преображение показались мне самым что ни на есть добрым знамением. Поэтому я и решил оставить их себе, а еще потому, что они признали во мне друга. А если это не знамение – все равно оставлю их себе. Они очень красивые.

– Это же не земной вид, – засомневался Уилл. – Правда, это пара – самец и самочка. И ты им, кажется, по душе. Почему бы и нет? – Он вгляделся в темный пейзаж. – Там никого больше не видно?

– Нет, – ответил я.

Он пристально оглядел сначала меня, потом оставшиеся свечи.

– Тебе бы поспать, – посоветовал он. – Краше в гроб кладут. А свечей здесь осталось часов на шесть. Ну или почти. Зря ты жег их так ярко.

Спать мне не хотелось. И не хотелось признаваться, что я из суеверных соображений давал свечам гореть в полную силу – надеялся, что это поможет тем, кто идет из темноты. Ничего мне не хотелось. От страха и недосыпа меня мутило.

– Давай! – сказал Уилл. – Я послежу.

Я неохотно встал из кресла и занял нагретое место Уилла в кровати. Квачки, к вящей моей радости, просеменили за мной и устроились на одеяле.

– Так-то лучше, – сказал Уилл. – Ничего, если я возьму последний пакетик чая?

Потом я некоторое время ничего не слышал.

Когда я проснулся, за окном светало. Уилл задернул занавески, чтобы было лучше видно дорогу и пейзаж. Номер показался мне неуютным и совсем незнакомым: из-за занавесок падали косые лучи, тускло мерцали крошечные огоньки седьмой пары свечей, светилась серым туманным светом каменная тропинка, протянувшаяся уже больше чем на две трети до двери. При дневном свете пейзаж оставался ничуть не менее темным, но жутковато перекосился и словно бы плавал под углом к остальной комнате. Квачки спали, уткнув голову под крыло.

– Я тебя разбудил, потому что вроде бы там что-то виднеется, – напряженным голосом проговорил Уилл. Он весь подался вперед и уставился в темноту.

Я поспешно вскочил, обошел свечи и пристроился рядом с ним. Отсюда пейзаж был ровнее и как-то реальнее. Но ничего живого я там не разглядел.

– Вон там. – Уилл показал пальцем, чтобы мне было точнее видно. – На спуске с холма.

Там что-то мерцало. Господи, там что-то мерцало и явно двигалось в нашу сторону! Я глядел, как это что-то огибает извилину на дороге, – а потом ринулся сначала в ванную, потом к чайнику, где обнаружил, что Уилл выпил и остатки кофе тоже. Я не стал на него обижаться. Когда я вернулся к мягкому креслу, мерцание уже скрылось из виду.

– Приближается, и довольно быстро, – проговорил Уилл. – Уже скоро.

Мы ждали. Пять минут переросли в десять. В пятнадцать. Наконец до нас донеслось медленное шарканье вверх по холму. Мне пришлось ухватиться за плечо Уилла – иначе я бы бросился по проходу между свечей и заглянул за гребень холма. Прошла еще минута – и, кроме шагов, мы услышали еще тяжелое дыхание и перестук камешков. И вот над кромкой холма появилась темная голова. Вынырнула высокая фигура. И превратилась в Ника – грязно-серый от усталости, он пробежал, спотыкаясь, несколько шагов между свечами. Он не сводил глаз с горящей свечи у себя в руке и так сосредоточился на ней и на пути, что не сразу понял, что путь окончен. И ошарашенно заозирался, когда мы с Уиллом завопили:

– Ник!