Страшная тайна

По-моему, Руперту все-таки удалось перемолвиться словечком с Уиллом во время еды, когда было очень людно и шумно. Я этого не заметила. Была занята, помогала Карине – надо было поставить перед каждой из шести девочек по крайней мере по одному яйцу, а потом мне пришлось вести шесть бесед одновременно, раздавая при этом хлеб и помидоры. Я наслушалась про свои ногти. Венеция – та, что с львиной гривой, – желала знать, почему они такие длинные. Ванесса – с прямыми волосами – жаждала услышать, почему они отросли такие желтые. Светловолосая Ванда заметила, что я, наверное, сильно царапаю сама себя, когда чешусь, а ее огненно-рыжая близняшка Виола огорчилась, что у нее ногти всегда ломаются, не успев отрасти, и вполовину такие длинные, как у меня. (Да-да, их всех зовут В. Венейблз. Сейчас-то очень мило, но когда они войдут в возраст и начнут получать любовные записочки от мальчиков, не миновать осложнений.) Только Валентина – та, что поменьше и с львиной гривой, – неумолчно вопила, требуя объяснений, зачем мне, собственно, такие ногти.

– От них куча пользы! – заверила я ее. – Сейчас покажу.

И вызвала бурю восхищения, сняв верхушку ее яйца ногтями прямо со скорлупой. Потом, конечно, мне пришлось проделать то же самое еще с пятью яйцами. Кроме того, каждый раз, стоило мне сесть, как я получала на обе коленки по котенку. Теперь мои новые джинсы на бедрах все в затяжках и зацепках.

Все мы примостились за столом в комнате с низким потолком; в окно, уставленное геранями в горшках, лилось предзакатное солнце. Я была просто счастлива, а вот бедный Ник приуныл.

– Скотина без привязи, – с чувством пожаловался он мне. – Коты без привязи, дети без привязи… Хочу в клетку!

Ну, я-то помнила, каково мне жилось в доме у тетки, поэтому прекрасно его понимала.

И как будто нарочно, чтобы я не подумала, будто Карина с Уиллом обитают в какой-то сверхчеловеческой пасторали, они разыграли прямо за чаем короткую перепалку на повышенных тонах. С чего началась ссора, я не знаю, но Карина вдруг как закричит:

– Уилл, опять у тебя эта проклятая самодовольная мина! Прекрати корчить из себя всезнайку! Руперт совершенно прав!

На что Уилл заорал:

– Черт побери, Кари! Он мой брат, а не твой!

Мне было видно Руперта через стол – он старательно делал вид, будто все это не имеет к нему ни малейшего отношения. Ник весь напрягся. Его родители никогда не кричат друг на друга. Но шесть малышек щебетали себе как ни в чем не бывало, не обращая внимания на родителей. По-моему, они привыкли к перепалкам.

Венеция улыбнулась мне и завопила прямо в ухо:

– Ты бы видела, как они бросаются яйцами! Вот веселье! Мы лезем под стол.

Ссора миновала. Потом Руперт встал и сказал, что нам пора обратно в гостиницу. Я заикнулась про то, что, мол, было бы вежливо помочь помыть посуду. Руперт наградил меня своим коронным каменным взглядом. Ник тоже. Для таких, как Ник, придумали посудомоечные машины, но у Карины с Уиллом ее не было, я видела. Уилл самым своим великодушным и благосклонным тоном сообщил, что мыть посуду – его обязанность, а потом состроил милую трагическую рожу, чтобы я поняла, какой он святой.

Уилл да и Карина изо всех сил старались, чтобы мы не особенно обращали внимание на то, как Руперт откровенно злится на нас. Карина сказала, что чрезвычайно рада знакомству с нами. Поэтому мы втроем миновали сад, где под кустами прятались всевозможные птицы, устраиваясь на ночь, и вышли за ворота с таким видом, будто просто нанесли светский визит. Но на самом деле ни для кого не было секретом, что наше с Ником присутствие бесит Руперта до глубины души.

Вдали на дороге последние лучи солнца словно бы отражались вверх от белой поверхности. Руперт ощерился на нас из сумерек. И сказал – отрывисто и яростно, словно камни колол:

– Даже и не думайте проболтаться об этой прогулке на конвенте.

– Забудем, как страшный сон! – отозвалась я.

Он повернул ко мне очки, зеркально отражавшие белый свет. Это было даже хуже, чем смотреть ему в глаза.

– Вот именно, – проговорил он. – Забудете, как страшный сон. А теперь, чтобы обратный путь не оказался таким же опасным по вашей глупости, как дорога сюда, держитесь друг за друга и за меня, будьте любезны.

И протянул Нику руку. Почему-то от этого стало ясно, что прикосновение Ника он еще может хоть как-то вытерпеть, а вот мое – совсем нет.