Страшное обаяние

– Да. В него клещ в лесу вцепился. Дело вроде привычное. Никто и внимания не обратил, а у него сначала руки неметь начали, ноги отнялись, потом говорить перестал. Мы спохватились, а уже поздно было. Даже до больницы его не довезли. С тех пор Ксюшку точно подменили, загоревала баба, с лица сошла. Больно смотреть на нее было. Дочь у них была совсем маленькая, чуть больше года. Вот ее Аннушкой звали. Мне их жаль было. Я ходил к ним, дрова рубил. Чинил, ежели что ломалось, крышу латал. А моя Дарья как с цепи сорвалась. До смерти Ивана вроде все нормально было, а тут прям возненавидела Ксюшу. Как приду от них – она меня поедом ест: «Чего, мол, к ней таскаешься? Она своего мужика угробила, теперь на чужих зарится». И все в том же духе. Наверное, Дарья чувствовала, что Ксюша мне всегда нравилась. Характер хороший у нее, ласковый, незлобливый. Раньше посмеяться любила и песни попеть. Я на Дашкины упреки внимания не обращал. Знал, что с Ксюшей у нас только соседские отношения. Виноватым себя не чувствовал. Только оказалась права моя Дарья: согрешили мы. Я дрова рубил, топор упал да обухом по ноге ударил. Да так шибко, что я стоять не мог. Ксюша меня до дома дотащила да в кровать уложила. Холодный компресс прикладывала, лист капустный. Ухаживала за мной. Моя Дарья никогда такой не была, и что-то в моем сердце всколыхнулось. Так мне и себя жаль стало, и Ксюшку бедную, прямо слезы навернулись. Обнял я ее, поцеловал. А она, ласточка моя, так ко мне и прильнула. Я и про ногу забыл, такое на меня накатило, никогда до тех пор похожего не испытывал. В общем, в тот день все и произошло – еле оторвались друг от друга, так нас разобрало. Ксюша, понятно, по мужику изголодалась, а для меня весь мир перевернулся. Пришел я домой. Дарья моя посмотрела на меня и, видно, что-то такое необычное почуяла, потому что такой скандал устроила – крыша поднималась. Тут уж я не выдержал. После Ксюшиных ласк, ее кротости Дашкин вечный ор уже невмоготу терпеть стало – я оттолкнул ее и на улицу пошел. Посидел немного возле сарая, покурил. Слышу – Серега плачет, а Дарья не отзывается. Захожу – а она на полу лежит, а из головы кровь течет. Кинулся к ней, а она уже не дышит. Получилось, что убил я Дарью. Сам к участковому пошел и все рассказал. Утром меня забрали. Потом сказали, что Ксюша руки на себя наложила. Наверное, решила, что и она виновата в смерти Дарьи. Мне и Ксюшину смерть зачли, как будто я ее довел до самоубийства, а я был как в тумане, особо и не спорил. Вот и насчитал мне прокурор аж двадцать пять годков, а наши дети остались сиротами.

– Получается, что Анна – не сестра Сергею? – спросила я.

– Да какая там сестра?! Мы и не родственники вовсе. Соседи, – ответил «дед Иван».

– Анну удочерили еще маленькой. А Сергею эта семья помогала материально, были уверены, что он ее брат.

– Тю! – сказала Захаровна, – с чего это? Какой он ей брат? Если только «дед Иван» не причастен к ее рождению, – подколола она деда.

– Вот дура баба! Что ты мелешь?! Я вам все как на духу рассказал. Зачем мне сейчас врать?

– Почему же тогда в детдоме считали их братом и сестрой? – продолжала выяснять я.

– Может, из-за того, что фамилии совпадают и отчества, да и детей забрали в один день, – уже серьезно объяснила Ульяна Захаровна.

– Но как-то странно, что у вас в деревне сколько Павловых и что все не родственники?

– Почему же, – ответил младший Иван, – все в разной степени родственники. Мы вот с «дед Иваном» тоже в каком-то колене.

– Так получается, что и с мужем Ксении вы состояли в родстве?

– С ним – точно нет, – ответил «дед Иван».

– Но как же, он ведь тоже Павлов?

– Не совсем, – сказал он.

– Как так?

– Он по национальности не русский. Из Туркмении. Служил в Липецке. Он христианин, а в Туркмении их притесняли, поэтому решил в России остаться. К нам в деревню попал, рядом со мной дом купил, – так мы стали соседями, потом на Ксении женился, и мы семьями дружить начали.

– Так почему же он Павлов?

– Так имя у него было, прости господи! Язык сломаешь. Никто выговорить не мог. Но я до сих пор помню, учил не одну неделю: Мухемметгулы Гурбангулыевич Бабайкеримов. Он всем представлялся Иваном – самое наше распространенное имя. Все привыкли, так его и называли. А фамилию как только ни писали и ни коверкали! Вот он в один день пошел в сельсовет и сменил ее на Павлов, да и имя заодно. Я его спрашивал, почему фамилию такую взял, так он отвечал, что теперь в нашей деревне еще на одного Павлова больше будет. А потом он женится (этот разговор до женитьбы был) и еще Павловых нарожают. Так мы и стали абсолютными тезками. Во как! Потом он Ксению из соседней деревни к нам привез и, если б не несчастный случай, гляди, и правда детишек Павловых нарожали бы.

– Анна совсем не похожа на туркменку, но красивая.

– Так Мухемметгулы-Иван тоже не очень-то был похож на ихних. Кожа светлая, волосы ближе к каштановым, глаза серые, только ресницы были черные и очень густые. Красивый был мужик.

– Значит, родство Анны и Сергея абсолютно исключается? – спросила я.

– Факт! – подтвердил молодой Иван.