Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды

До конца следующей недели президент внесет кандидатуру товарища Лужкова в Мосгордуму, и Мосгордума его утвердит на очередной бессчетный срок столичным градоначальником. Политическая целесообразность поставлена выше личных антипатий; во время совместной поездки в Куркино Путин под телекамеры потрепал самолюбие московского вождя: дескать, рано вам думать о смене работы, сначала нужно доделать недоделанные дела, обманутых дольщиков восстановить в имущественных правах, уравновесить интересы москвичей с интересами застройщиков. Утвердить утвердим, но не потому что хороший, а потому что коней на переправе не меняют. Совсем не так утверждали Шаймиева: того просили задержаться, не уходить; тут другой, унизительный случай. Тем не менее Лужков, возглавивший Москву пятнадцать лет назад, останется. Пойдет на брежневский рекорд. И, вполне возможно, его перекроет. Что это будет значить для города? А примерно то же, что значили брежневские восемнадцать лет для страны.

Леонид Ильич был не худший правитель. Поначалу даже реформаторски настроенный, во всяком случае, раннему Косыгину не мешавший. Жизнелюбие было в нем сильней идеологии; он позволял соратникам жить хорошо, не стремился гнобить народ за воровство и втягивал семейное окружение в пространство роскоши, из которого в ГУЛАГ уже не тянет.

Потом Леонид Ильич стал замыкать систему на себя: не то чтобы отбирал полномочия у других правителей, но как-то так незаметно обустроил свою Россию, что без Брежнева система власти была уже решительно невозможна. Почти бескровно сложился миролюбивый клан сопрано.

В какой-то момент и этого стало уже мало; геронтократия решила потянуть страну за собой, в теплый, уютный, номенклатурно обитый бархатом гроб. Начался Афганистан; саморазложение системы на крейсерских скоростях двигалось к неизбежному финалу, полному распаду. В ноябре 1982-го из этой системы, как затычку из бочки, Провидение вынуло дорогого Леонида Ильича; через девять лет после его смерти советская империя окончательно распалась. Потому что действительно держалась на его честном слове. И больше уже ни на чем.

Что же до Лужкова, то он был невероятно хорош в свое первое московское правление. Связанный политическими узами с демократами первой волны, внутренне принадлежавший к советской торгово-закупочной среде (слово «мафия» слишком затаскано, чтобы его употреблять публично), он быстро справился с хаосом городской экономики, договорился со всеми, от депутатов до бандитов, и быстро потянул одеяло на себя. Питеру не досталось ничего; Москва заманила почти все крупные деньги, находившиеся тогда в обороте; город задышал.

Во второе свое правление Лужков почистил Москву от налета бомжовой грязи; затеял массовое строительство; взял город на семейный подряд. Не в том смысле, что лакомые кусочки бизнеса постепенно переходили в управление одной первостатейной дамы (которую не именуем, поскольку ее любимое дело – судебно защищать свои честь и достоинство), а в том, что заверстал экономику города в единый центростремительный клан. В сердцевине которого расположился сам. Хотите жить и действовать в столице – договаривайтесь с этим кланом; не хотите – езжайте на все четыре стороны. В деревню, в глушь, в Саратов. Во второе свое правление Лужков достиг предела своей некомпетентности, то есть был вполне терпим, но уже слегка излишен.

Затем ему помстилось, что он может шагнуть и выше. Стать премьером. Обратать не только город, но и целую страну. В это поверили многие; бизнес ставит на победителя – и в 1999-м поставил на союз Примакова–Лужкова–Шаймиева. Но просчитался. «Отечество» слилось с «Единством» и стало «Единой Россией», а понурый Лужков отправился в Москву на новый срок. Тут уже ему ничего не оставалось, как достроить систему семейного правления, докрутить ее до стадии полной непроницаемости и неисправимости. Так, чтобы любой следующий правитель, придя на княжение, либо столкнулся с немедленным системным ступором, с неуправляемостью городской среды, либо подчинился ее внутренним законам и по плечи врос в неизменяемый лужковский мир.

В такой ситуации посылать на Москву кремлевского сменщика, да еще перед выборами, да еще в ситуации шаткой преемственности и ненадежности любых схем передачи верховной власти – все равно что совать голову в политическую петлю. Естественно, приходится плюнуть – и оставить все как есть.