Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды

Можно вцепиться в детали. Ехидно задаться вопросом: какие же из действующих курсов проплачены злобными врагами? Даже учебник по новейшей истории, написанный учителем Долуцким и запрещенный года три назад, был создан без малейших грантовых подпиток. Все остальные, проскользнувшие сквозь сито федеральной комиссии, и вовсе чисты, как совесть чекиста. Можно порыться в памяти и найти источник егерской метафоры – в газете «Правда» образца как раз тридцать седьмого года. (Дался им этот год! Можно подумать, советская власть питалась кровью всего каких-то двенадцать месяцев…) Но лучше подавить в себе соблазн горизонтального спора, сиюминутной полемики. Отбросим мелочи, посмотрим с позиций той самой истории, которую все делят егеря и браконьеры. А уж потом вернемся в современность, но с другой, экономической стороны.

Встреча в Кремле – прямое продолжение процесса, о котором мы уже писали не раз – и не раз еще напишем. Путин собирается уйти. На четыре года или навсегда – не так уже и важно. И в ожидании ухода медленно и неуклонно преобразует политическую власть, административную мощь – в собственную историческую миссию, которая важнее любого третьего срока. Потому что не зависит привходящих обстоятельств. Отец гражданской нации, создаваемой сверху; творец единого «русского мира» – недаром так был назван новосозданный фонд развития русского языка, патронируемый лично президентом. Гражданская нация невозможна без общего согласия о прошлом, настоящем и будущем. Не в мелочах, а в целом. Откуда мы, где наши корни? Что мы из себя представляем, каковы наши ценности? Куда мы движемся, каково обозримое будущее? Это согласие можно искать на путях открытой дискуссии, вовлекая умственные элиты в публичный содержательный разговор, подтягивая образованного обывателя, вовлекая его в дискуссию и далее – транслируя вглубь народной массы. А можно предложить ответ извне. Единолично и самодержавно. Как была предложена уваровская формула имперской нации «Самодержавие–Православие–Народность». Николай Первый формулу утвердил, церковь подхватила для крестьянства, литераторы замкнули на мещан: «Рука Всевышнего Отечество спасла».

Собственно, этим Путин и занят. Идеологическая часть его окружения – тоже. Они оттачивают определения. Потихоньку тестируют их на публике. И в конце концов поручат доверенным егерям обеспечить готовый консенсус. В школе, где формируется исходное сознание. В медиа, где поддерживается массовый образ реальности. И в бизнесе, где копятся средства на то и другое.

Уже сейчас, по отдельным намекам и легким пробросам, виден контур готовой, но не до конца проявленной идеологии. В будущем – высокотехнологичная нанодержава, поддерживаемая мощной ролью государства при относительной самостоятельности бизнеса и подотчетности, служебности медиа и гуманитарной науки. В настоящем – «суверенная демократия», точно соответствующая уровню развития общества, авторитарная ровно настолько, насколько большинство не готово к личной свободе и неотделимой от нее персональной ответственности за свою судьбу; страна, скрепленная жесткой вертикалью и поддержанная сырьевой конъюнктурой; страна госкорпораций, на которых держится вольный рынок. В прошлом – противоречивое, но неуклонное движение в рамках незыблемой «русской политической матрицы»: от разрозненности территории – к объединительному центру, от массы – к личности лидера. Общее в рамках этой матрицы, которой так идеально соответствует Путин, всегда важнее индивидуального, отдельное растворено в целом; русский мир объемлет всех россиян без деления на этносы и группы, объединяющий признак – русский язык. У нас, конечно, были и трагические срывы, но, как правило, недолгие – и жертвенно направленные на самих себя; мы были, увы, мазохистами, зато садизмом не грешили никогда. Каяться перед миром особо не в чем; наши преступления, как правило, прямое и неизбежное следствие западных и восточных ошибок мировых империй; пакт Молотова–Риббентропа лишь техническое оформление мюнхенского сговора западных держав; развал СССР – главная геополитическая катастрофа XX века; вокруг нас не враги, но конкуренты, и так будет до скончания века.

Разумеется, любая схема огрубляет замысел; наше изложение доктрины Путина этим тоже грешит, и все же вектор именно таков. Он производен от гениальной, предельно идеологичной, невероятно политизированной концепции русской истории, некогда предложенной Карамзиным; вообще, такое чувство, что карамзинизм неожиданно восстал из гроба и стал официальной версией событий.