Страшные истории. Городские и деревенские

От слабости Варю пошатывало — астеникам вроде нее всегда трудно дается голод. Но она все-таки решила заглянуть на старое кладбище, о чем пожалела, едва только подойдя к его территории. Ураган и правда не пожалел этот клочок земли — ее любимый раскидистый клен был вырван с корнем и теперь лежал, склонив ветки, словно труп утопленника.

На обычно пустынном кладбище крутились какие-то люди в спецовках — мрачно созерцая разрушенные могилы, они прикидывали предстоящий объем работы. Тут же суетилось и несколько знакомых Варе старух-сплетниц, единственным развлечением которых уже долгие годы были прогулки по району, сбор разномастных новостей и дальнейшая их передача в собственной интерпретации.

Немного помявшись у ворот, девушка все же решила не отступать — прошла по знакомой тропинке к знакомой ржавой ограде. Могила, на которой еще пару ночей назад цвела прекрасная лилия, сейчас выглядела так, словно в нее попал снаряд во время бомбежки, — ограда придавлена, деревянный крест вырван с корнем и валяется чуть поодаль, вся земля перерыта.

Варя с удивлением заметила, что эта могила пострадала больше других, — как будто сердце напугавшего город урагана находилось именно здесь, — хотя, разумеется, быть этого не могло. Погруженная в медленные мрачные мысли, девушка и не заметила, как кто-то тихо подошел сзади, и только когда чужая ладонь, сухая и горячая, опустилась на ее плечо, резко повернулась на каблуках. Вторжение было почти таким же страшным, как повторяющийся сон, в котором ее преследовала незнакомка с фиолетовой полосой на шее.

Но это была всего лишь одна из старух, обесцвеченные временем глаза которой смотрели на девушку с любопытством и надеждой на интересную сплетню.

— Дочка, а ты-то что тут? Ваши все сегодня хоронят Петренко.

— Да, я тоже была на похоронах, — нехотя заметила Варя. — На обратном пути решила сюда вот заглянуть. Мама говорила, тут разрушено все.

— А я и не знала, что у вас тут родственники лежат, — прищурилась старушка. — Я же почти всех местных знаю. Вон там, под березой, парень лежит, когда-то бегал за мной. Но выпить любил, это его и сгубило. И муж мой здесь покоится. Первый. Второй — хрен его знает, где. Может, и не откинулся еще, сатана его забери.

— Мы просто гулять здесь всегда любили, — пришлось признаться Варе. — Тишина, покой.

— А что же ты тогда к Лидкиной могиле так целенаправленно пришла? Я тебя сразу заметила, удивилась еще.

— К чьей могиле? — нахмурилась Варя.

— К Лидкиной. Афанасьевых племянница. Уж столько лет, как она… того. А я ее помню. Красивая девочка была.

— С черными волосами и длиной косой? — Варе вдруг показалось, что это все тоже сон, и она незаметно ущипнула себя за кожу на предплечье и вздрогнула от боли — теперь наверняка останется синяк.

— Да, — удивилась старушка. — А ты откуда знаешь? Афанасьевы сразу после того случая уехали отсюда. Из наших только я да Клавдия Александровна из семьдесят второй квартиры их помним.

— А что с ней случилось? Почему она умерла, молодая такая?

— Молодая, — со вздохом подтвердила старуха, — семнадцати не было. Они сами ленинградские были. Ее на лето сюда отправили, к тетке. Она и влюбилась. Веселая девка, себе на уме. За ней тут все увивались — выбирай любого. Но ей женатый понравился. И было у них что-то или не было — теперь одному Богу известно… Но крыша у девки поехала. Повесилась она.

Варе стало душно, она машинально провела по шее, живо вспомнив темно-фиолетовую борозду. Значит, уродливую отметину оставила веревка.

— Потом разное говорили. Мужик отрицал все, конечно. Но у нас люди какие — всем интересно же. Кто-то говорил, она ему письмо написала, а тот на смех поднял. Лидка смирить гордыню не могла, ей лучше смерть, чем опозориться. А были и такие, кто пел, якобы все у них состоялось, что понесла она, а тот аборт сделать заставил. Надавил как-то. Дело нехитрое, молодая влюбленная девочка… Она однажды утром пошла гулять и пропала. Уже начало осени было, через несколько дней она должна была в Ленинград свой вернуться. Такой же день, как сейчас. А потом ее в сторожке нашей нашли.

— В сторожке? — ахнула Варя. — Той, что во дворе у нас?

— Ну да. И что ее туда понесло — непонятно. Сутки провисела, пока не обнаружили. Ее в шарфике хоронили. Я помню. День был вот как сейчас, ветреный. Сначала просто в платье обрядили — тетка ее нашла какое-то. У нее все было такое легкомысленное, в цветочек да в полосочку. Как-то неудобно хоронить в таком. Афанасьева и обрядила ее в рубаху свою. А уже когда прощаться пришли, обратили внимание, что синяк уж больно уродливый на шее у девчонки. Она в гробу как живая лежала, но этот синяк… Ну и Афанасьев по-быстрому накрутил ей шарф свой. Так и закопали.

— А мужчина? — прошептала Варя. — Из-за которого все случилось?

— Мужчина! — презрительно фыркнула старуха. — А что им, мужчинам, сделается? Жил себе и жил. Первое время переживал, вроде. Даже на могилу Лидкину таскался, с цветами.

— Белыми лилиями, — отозвалась Варя.