Страшные сказки братьев Гримм

– Конечно, любимая, – в конце концов, согласился муж. А что еще ему оставалось.

Тем же вечером сапожник снова пробрался в сад феи. Он долго сидел на стене, прислушиваясь к каждому звуку, желая убедиться, что в саду никого нет. Чем ближе он был к цели, тем больше ему хотелось повернуть назад. Но он знал, что ему придется выполнить обещание.

Наконец он спустился со стены и бросился к фиолетовым цветам. Вырвал сразу три вместе с корнями. Этого, верно, хватит, чтобы жена была довольна. И он уж было собрался бежать назад, но тут случилось то, чего он так боялся.

Фея стояла у стены, поджидая его.

Прежде он лишь раз видел ее, и то мельком, но он был уверен, что перед ним стоит колдунья. Лицо скрывал капюшон, голос принадлежал женщине. Звонкий и молодой, хотя фея, судя по рассказам, была древней старухой, давно перешагнувшей пределы человеческого возраста.

– Так это ты воруешь мои растения, – произнесла фея. – Чем же я обидела тебя, что ты решился прийти сюда и ограбить меня?

Сапожник оцепенел от ужаса. Единственный выход – просить о пощаде.

– Я прошу прощения, – начал он. – Я понимаю, что не должен был этого делать, но у меня не было выбора.

Фея молчала.

– Моя жена ждет ребенка, – продолжал он. – С каждым днем она все больше чахнет, и только одно средство способно помочь, это рапунцель, который растет в твоем саду. Я заплачу тебе. Заплачу, чем хочешь. Позволь лишь забрать эти целительные цветы. Они мне необходимы. Ты должна понять. Всем известно, как опасно отказывать беременным в их просьбах.

Он протягивал к фее руку, держащую колокольчики, чтобы та видела, что он ничего не прячет и не отрицает, что украл цветы.

– Она может потерять ребенка и сама лишиться жизни, если не съест их.

На минуту воцарилось молчание. Потом фея заговорила:

– Она лишится ребенка, но не жизни.

Сапожник хотел было возразить, но фея подняла руку, призывая его к молчанию.

– Я позволю тебе взять столько колокольчиков, сколько пожелаешь, – продолжила она. – Твоя жена выживет, но как только родится ребенок, вы отдадите его мне. Я буду заботиться о нем, как о собственном чаде, и тебе никогда не придется пожалеть о нашем уговоре.

Сапожник был отнюдь не глупцом. Люди издалека приходят пошить сапоги, и в ожидании, пока с них снимут мерки, они знай себе мелют языком. А потому сапожник все прекрасно знал про сделки с феями и колдуньями и им подобными существами, не принадлежавшими ни к этому, ни к иному миру.

Они сулят тебе золото и прочие богатства или вечную молодость и долгую жизнь. Бывает, не обманут. Да только лишь одно верно, коль ты заключаешь сделку.

Ты потеряешь все.

С другой стороны, у сапожника не было выбора. Жена не могла обойтись без колокольчиков из сада феи, и если он откажется от уговора, рискует потерять и жену, и ребенка.

А потому он согласился.

* * *

С того вечера жена, угощаясь колокольчиками, быстро шла на поправку. Она по-прежнему была слабая и утомленная, но не больше, чем бывает обычно в ее положении, когда женщине нужны силы и для себя, и для ребенка в утробе. Живот меж тем рос и раздулся до невероятных размеров, рассказать кому – не поверят, и муж от радости совсем позабыл о судьбоносной встрече с феей и об их уговоре.

Но когда жене пришло время рожать, сомнения вернулись. Пока жена лежала в нижней комнате, мучаясь схватками и криком выплескивая свою боль, муж ходил наверху взад-вперед.

– Нам нужно переехать, – думал он. – Уехать отсюда подальше, где фея нас ни за что не отыщет.

Неизвестно, сработал бы этот план. Колдунья видит то, что остается невидимым для обычных людей, фея ведает, что творится в разных мирах. Никому не удастся от нее укрыться. Во всяком случае, строить подобные планы было слишком поздно, потому что под утро жена родила дочь, ладненькую и хорошенькую. Гордые родители разглядывали ее слипшиеся рыжие волосы и светлые глазки. Муж собственноручно перерезал пуповину и вложил сверток с розовощекой малышкой в руки жены.

Вот тут-то и появилась фея.

Никто не слышал, как она вошла, но она вдруг оказалась в маленькой комнате домика сапожника.

От испуга повитуха уронила таз с водой и поспешно покинула их дом. Фея подошла к кровати роженицы. На ней по-прежнему был балахон, и капюшон скрывал лицо, но, протягивая к малышке руки, она заговорила голосом, полным нежности:

– Ты будешь зваться Рапунцелью. И ты будешь моей.

С этими словами она отняла ребенка от матери, а та отдала, не сопротивляясь.

Столь великой силой обладала фея.

Вслед затем она мягко положила свою руку, красивую и бархатно-нежную, как у малышки, на ее головку, чтобы образ родителей и всякое воспоминание о них исчезли из памяти новорожденной.

И такое фее было под силу.

Не произнеся больше ни слова, фея вынесла новорожденную из дома, оставив несчастных отца и мать наедине с их горем и тоской. Зато малышка не знала ни горя, ни тоски.

Она жила у феи, считая ту своей матерью и не ведая, что растет без родителей.

Возможно, ей передалась толика волшебной силы колдуньи, а, может, она была одной из тех, кто наделен таким свойством от рождения.

Или почти от рождения.