Страшные сказки дядюшки Монтегю

В общем-то, она была женщиной здравомыслящей, и в другой ситуации ее бы только заинтриговал, но никак не растревожил рассказ об одержимости покойного священника Бенчли другим священником, жившим в XVI веке и якобы баловавшимся колдовством. В свое время миссис Сэквилл всерьез подумывала написать ученый труд об английских народных преданиях, а история доктора Тревэйна прямо-таки просилась в эту книгу. Но, несмотря на это, его рассказ лишил миссис Сэквилл покоя. В доме определенно было нечто такое, отчего мысль, что кто-то здесь призывал демона – а этим, предположительно, и занимался во время оно преподобный Рочестер, – приобретала пугающее правдоподобие. Миссис Сэквилл было легко представить, как эта история поработила ослабевший к закату жизни разум преподобного Бенчли; как старик убедил себя, будто призванный в старину демон до сих пор скрывается в сумрачных закоулках дома и сада.

И все равно она была довольна собой. Ей удалось не превратиться в дурочку, которая вздрагивает от каждого скрипа половицы и в любом темном углу видит домового.

Размышления миссис Сэквилл прервал донесшийся снаружи стук молотка. Она прошла в заднюю прихожую и выглянула в окно. Роберт явно сумел где-то раздобыть молоток. Что, интересно, он задумал?

Миссис Сэквилл не любила эту, затененную старыми буками, часть сада. Служанку, повара и даже садовника мистера Феннера она здесь ни разу не видела. Только Роберт охотно проводил там время. Только Роберт и большой старый кот, его единственный товарищ по играм.

Ее озадачивала произошедшая с Робертом перемена. После переезда сын замкнулся в себе. Он и прежде-то был скрытным ребенком и легко обходился без компании, но теперь словно бы спрятался в собственном мире детских фантазий, которые, как ей казалось прежде, он уже перерос. При этом в его поведении появилась еще какая-то непонятная матери странность. Скорее бы уж он уехал в школу, думала она.

Миссис Сэквилл смотрела на сына в окно. От этого ей было чуточку стыдно, так как она всегда считала, что у него не меньше прав на приватность, чем у любого взрослого. В то же время было невероятно увлекательно наблюдать, как совсем по-детски, с серьезностью и усердием, он предается игре.

Ослепленная материнским умилением, миссис Сэквилл только через несколько минут обратила внимание, что Роберт орудует молотком с каким-то болезненным, горячечным наслаждением. Что, собственно, он там мастерит?

Насколько ей было видно, Роберт один за другим брал гвозди – он держал их во рту, потому что видел, как это делают рабочие, – и пытался приколотить к доске что-то, извивавшееся у него в руке.

Миссис Сэквилл ощутила тревожный холод в груди и бросилась к задней двери. Когда она открыла ее, удары Робертова молотка зазвучали намного громче.

– Роберт? – позвала она с порога.

Он ничего не ответил, только вынул изо рта новый гвоздь и принялся забивать его в доску.

– Роберт! – еще раз позвала миссис Сэквилл, поморщившись от того, как неприятно сорвался ее голос при переходе на крик. – Ответь мне сейчас же!

На мгновение рука с молотком замерла в воздухе. Роберт повернулся к матери, ухмыльнулся – и продолжил забивать гвоздь. Такая откровенная наглость возмутила даже кроткую миссис Сэквилл. Она вышла на запущенную лужайку и направилась к сыну.

– Роберт? – окликнула она его. – Роберт? Как ты смеешь меня игнорировать? И чем, наконец, ты там занят?

Роберт не торопясь поднялся и повернулся к ней. Только сейчас она обратила внимание, какой усталый у него вид: черные мешки под воспаленными красными глазами, бледная кожа, какая бывает у тяжелобольных. Когда миссис Сэквилл подошла ближе, Роберт посторонился, и мать смогла рассмотреть, над чем он так сосредоточенно трудился.

Робертова поделка представляла собой невероятнейшую коллекцию разнообразных существ, приколоченных и приколотых булавками к длинной доске, положенной концами на два перевернутых керамических вазона. Первый же беглый взгляд позволил миссис Сэквилл с чудовищной ясностью различить жуков, червяков, лягушку или жабу – она не знала, чем одна отличается от другой, – кузнечиков, мух, бабочек, мышь и несколько птичек. Одна из птиц все еще конвульсивно подергивалась, что могло означать только одно: всех этих созданий Роберт прибивал и пришпиливал живьем.

– Боже мой, Роберт! – воскликнула миссис Сэквилл. – Что за кошмар ты натворил?

Вместо ответа Роберт жутковато улыбнулся. Она поняла, что ему сейчас не до нее, и проследила за его взглядом: он смотрел на стену сада. На ней что-то виднелось. Присмотревшись, она увидела старого облезлого кота, который, вышагивая по стене, приближался к ним.

– Это мой друг, – сказал Роберт и, чувствуя, что его заявление прозвучало недостаточно весомо, добавил: – Мой лучший друг. Все это я сделал для него.

Миссис Сэквилл с размаху влепила ему пощечину – да такую сильную, что Роберт еле удержался на ногах, а кисть миссис Сэквилл пронзила боль. Роберт потер щеку, отвернулся от матушки и покосился вверх на стену.