Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ)

Атенаис подняла деревянную руку. Помахала. Так могла бы махать своей ватной рукой ярмарочная кукла. Она послушно смотрела на запрокинутые лица, но видела только красный песок.

Она ждала лишь толчка. Малейшего шороха или движения за спиной. Намека на движение. И тогда — головой вниз, обязательно головой вниз. Чтобы наверняка, чтобы долго мучиться не пришлось. Со свернутой шеей долго не мучаются…

Отец, конечно, расстроится. И отомстит. Он обязательно отомстит. Он камня на камне от этой нергаловой башни не оставит, всю ее разотрет в мелкий красный песок.

Отец…

Темные, почти черные глаза на запрокинутом светлом пятне лица — слишком светлом на фоне черно-красно песка Шан-э-Сорх. Эти глаза не отпускают, прожигают насквозь и словно бы встряхивают за шкирку — так на псарне ловчий встряхивает нашкодившего щенка. Они не играют, как хорек с той полевкой, но от них точно так же никуда не деться…

— Папа?..

Атенаис моргнула, приходя в себя. Прищурилась, не отрывая взгляда от обжигающе-темных глаз и не замечая, что непроизвольно начинает улыбаться — нехорошей такой предвкушающей улыбочкой.

***

Конан метнулся вперед за миг до того, как она крикнула:

— Лови!..

И прыгнула.

Он все понял заранее, по этой вот улыбочке и понял. Слишком часто он видел эту улыбочку — правда, личико, на котором она появлялась, раньше было другим.

Он не стал кричать: «Атенаис, не смей!». Он и Лайне-то не всегда это выкрикнуть успевал, а тут куда более длинное имя, глупо и пытаться. Да и потом, Атенаис — не Лайне. Ради шутки и разминки прыгать с такой высоты она не станет. Значит, действительно, выхода у нее другого нет. Так зачем же тогда кричать ей всякие глупости под руку?

К тому же бежать по рыхлому разъезжающемуся песку — это тебе не по гладким каменным плитам, тут не до лишних криков…

Он пересек запретную линию рвани в два прыжка, даже не заметив. Только бухнуло в последний раз, останавливаясь, сердце, стал густым и вязким воздух, и никак больше не протолкнуть его в сведенное судорогой горло. Он еще успел подумать, принимая в падении на руки так знакомо распластанное полетом детское тело, что это очень удачно, что он успел в два прыжка. Прыгать с остановившимся сердцем было бы сложно…

Упасть им не дали. Мощный рывок застал как раз на середине падения, чуть ли не над самым красным песком. Конан упал на спину, крепко прижимая к себе пойманную беглянку, все еще не дыша и потихоньку утекающим словно красный песок сквозь пальцы сознанием прислушиваясь к пугающей тишине в груди. Он уже почти ничего не видел, только чувствовал движение и боль. Его куда-то стремительно тащили, потом дергали за плечи, пытались поставить на ноги и зачем-то били по лицу и давили на грудь. А потом…

Потом гулко и больно толкнулось в груди. И еще. И еще раз. С каждым последующим разом было все менее больно, а потом боль ушла совсем. И неожиданно захотелось вдохнуть. Очень сильно захотелось.

И он вдохнул — судорожно, со всхлипом, с удивлением обнаружив, что воздух, оказывается, такой вкусный.

И мрак отступил.

Хотя мог бы и не отступать — ради такого-то зрелища стоило ли стараться?

Прямо перед Конаном торжествующе приплясывал донельзя довольный собою Сай, гордо потрясая мотком веревки и все время норовя пихнуть короля Аквилонии в грудь, плечо или живот — до чего в тот или иной момент было ему сподручнее дотянуться.

— Видишь, да? Видишь?! — кричал он радостно — Я же говорил, что пригодится! Что бы вы вообще без меня делали?!

***

Незаметно подкравшийся рассвет с беспощадной четкостью обрисовывал фигуры людей на красноватом песке. Они отступали быстро и грамотно, все время стараясь прикрывать своего короля. Они правильно рассудили, что непроницаема для метательного оружия запретная линия лишь снаружи. Как и для мужчин. Вот и старались по мере сил.

Но только получалось это у них плохо — слишком уж огромен был полуседой великан с крохотной девочкой на руках. Его мощный затылок и широченные плечи возвышались над их шлемами чуть ли не до лопаток — легкая мишень. И почти все время над левым его плечом светился белый овал детского личика в обрамлении темных волос. Тоже мишень не из трудных. Дым прогоревших костров практически рассеялся и совершенно не мешал прицеливанию…

— Я не смогу убить их всех, у меня просто не хватит стрел! — сказал совсем еще молодой слуга, почти мальчик, заметно нервничая и нерешительно поднимая арбалет. Ему никогда еще не приходилось никого убивать, но происходило неслыханное — Жертвенная Невеста живой и невредимой уходила все дальше от Башни, так и не посетив Ритуального Брачного Ложа! — Я не смогу убить их всех, но Невеста была выбрана! Она не должна уйти живой! Мне… — он сглотнул, — мне завершить Ритуал?

Нийнгааль медленно покачала головой. Положила тонкие прохладные пальцы на напряженно-горячую руку юного и потому пока еще слишком ревностного слуги, останавливая его неуверенно-смертоносное движение. По губам ее бродила странная задумчивая улыбка.