Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ)

Нет, не то чтобы Закарис не любил женщин. Он просто их не понимал.

Не понимал, зачем нужно постоянно хихикать и закатывать глаза, зачем придавать самым простым словам двусмысленную загадочность. Не понимал, зачем нужно так много лгать. Особенно же не понимал он маленьких женщин. Тех, которые вроде бы еще дети, а вроде бы как бы уже и нет.

Детей Закарис любил. И отлично знал, чего от них ждать. Дети не врут. Во всяком случае — врут не так часто и зло. Детское вранье почти всегда беззлобно и основано на «А вот у меня дома есть…» или «А вот мой папа однажды…» Слушатели восторженно ахают, все довольны и никому не обидно. С детьми вообще очень просто — сунул медовый пряник, выдержал несколько липких поцелуев в бороду, ну, может быть, на ноге немного покатал — и свободен! Если бы с женщинами было так же легко…

Взять хотя бы эту Атенаис.

Такая милая вроде бы девочка… И — ни слова в простоте. А еще врала, что лошадей любит.

Когда она первый раз назвала Аорха лошадью — Закарис было подумал, что она просто в терминах путается. Женщина, к тому же — еще совсем юная, что с нее возьмешь? Но во время прогулки выяснилось, что она действительно считает закарисовского жеребца кобылой. Только на том основании, что у него ресницы длинные и «вообще морда очень милая».

Как вам это, а?! Аорх всю оставшуюся дорогу шел, как в воду опущенный, и не знал, куда глаза девать от такого позора! И устал он невероятно — ездить избалованная королевская дочурка предпочитала исключительно шагом, а от медленного и степенного вышагивания хороший боевой конь устает куда больше, чем от самого быстрого галопа. И в седле ведь держится совсем неплохо, вот ведь что самое-то обидное! Просто «ах, что вы, что вы, прическа растреплется, это же так неприлично!»

Не далее как сегодня утром он наивно полагал, что подружиться с этими сестренками будет не так уж сложно, но теперь понимал, что повторения подобной прогулки может просто не выдержать. Вот и прятался, выжидая. Кстати — где эти нерадивые наставницы? На месте Конана он бы давно уже выгнал к песьей матери всех этих дур, явно не справляющихся со своими обязанностями и позволяющими ребенку одному шляться, где ни попадя. И конюхи куда-то запропастились, надо будет обязательно указать Мордохию, чтобы поставил охрану. Лучше — стражника, а то упьются сегодня вечером все, мало ли что… Это же конюшня, в конце-то концов, не самое безопасное место для прогулок. Лошади и так-то животные крупные, могут и зашибить ненароком. А тут ведь не простые лошади — конюшня гвардейская. Кроме Аорха здесь сейчас еще шесть боевых жеребцов содержатся и две кобылы — тоже, между прочим, бою обученные. Но, конечно же, Аорх— самый роскошный. Равных ему не найти не только в Асгалунских конюшнях…

Пока Закарис прятался в темном углу у входа, размышляя о том, куда же могли провалиться местные и приезжие слуги и служанки, вырвавшаяся из-под опеки девица неторопливо шла по проходу, ведя рукой по жердинам загородок и внимательно рассматривая лошадей. То ли младшая действительно разбиралась в них чуть получше старшей сестрицы, то ли просто ее потрясла мощь огромного темно-серого закарисовского жеребца, но она замерла как раз напротив его стойла, запрокинув голову и восхищенно уставившись за загородку. Постояв так какое-то время, она воровато огляделась, словно опасаясь — не видит ли ее кто. Но Закариса не заметила и успокоилась. А потом она сделала то, от чего у ко всему, казалось бы, привыкшего за свою жизнь военачальника волосы встали дыбом, а сердце рухнуло куда-то поближе к печенке.

Она раздвинула две жердины загородки и ловко скользнула внутрь стойла.

***

Закарис не заорал благим матом только потому, что, даже находясь в крайней степени ужаса, отчетливо понимал — лошадей пугать нельзя. Ни в коем случае. Даже боевых.

Тем более боевых…

Он пролетел отделяющее его от стойла расстояние единым махом, буквально на цыпочках. Стремительно — но почти бесшумно. Он все время с замиранием сердца ожидал услышать глухой удар и короткий вскрик, означавшие, что он опоздал. Может быть, даже и без вскрика — Аорх огромен, а много ли этой крохе надо?..

Оказалось — много.

Она стояла у левой передней ноги, держалась правой рукой за стремя, а левой пыталась достать уздечку. Она собиралась на него залезть!

Росту в ней было — хорек наплакал, а Аорх — зверюга крупный, она до его холки не могла дотянуться, даже на цыпочки встав и всем своим щупленьким тельцем на него буквально навалившись. Несчастный Аорх хрипел, вращал выпученными глазами и изо всех сил затруднял ей эту задачу, задирая голову как можно выше. Но почему-то не спешил оприходовать нахалку по затылку мощным копытом. Более того — в его вытаращенных глазах плескался беспомощный ужас и какая-то совсем уж непонятная обреченность. Он даже слегка присел на задних ногах, словно испуганный жеребенок.

— Иди сюда! — прошипел Закарис. Он не помнил, как ее зовут, эту младшенькую, а так и рвавшиеся с языка многочисленные эпитеты предпочел благоразумно опустить. — Только медленно.