Страшные сказки для дочерей кимерийца

Что интересно, жрецы этот стон тоже услышали. И попадали замертво, оружие побросав. Нет, не поумирали они, и даже сознания не потеряли — просто им всем тоже словно бы жить расхотелось. Так и лежали, ни на что не обращая внимания, с широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами.

Поначалу, во всяком случае, только лежали…

* * *

— Сколько их там уже собралось?

— Почти полторы сотни. — Эрезарх поежился, скривился и покачал головой, словно удивляясь, что в его славном городе оказалось столько служителей людоедской птички.

Они начали подходить сразу же, как только Конан приволок в верхний зал несколько мягких шкур, бросил их на ступенчатый постамент в центре и удобно там расположился, одной рукой зажимая шею Золотого Павлина, а другой почесывая темечко в рассуждении о том, а что же делать дальше?

Непосредственная угроза пленением пакостной птички была устранена, но как отыскать в огромном городе маленького ребенка? Плюс далеко не маленькую женщину, которая явно не желает быть отысканной

Глава 27

Снова обыскивать все дома, прикрываясь королевским указом? Назначить большую награду? Обратиться к местному колдуну? Пусть, скорее всего., результат и будет равен предыдущему (то есть практически нулевой), но ничего не делать куда труднее, хотя и понимаешь всю бесполезность. Но надо же что-то… надо же. Хоть что-то.

Да и с тварью этой тоже что-то делать надо. Свернуть мерзкой пташке шею не поднялась рука — уж больно жалко та выглядела, и сама тварюшка, и головенка ее ощипанная, да еще глаза эти… Но и не отпускать же ее, после стольких-то хлопот? Да и людоедка все же, как ни крути, отпустишь — снова мирные шемиты пропадать будут…

Когда Конан начал склоняться к мысли, что, наверное, все же свернутая голова — самое удачное решение этой проблемы, тварь застонала еще раз. Так же беззвучно и горько.

И вот тогда-то жрецы, до того валявшиеся безучастными полутрупами по всему дому (как позже оказалось — и не только!), начали проявлять некие признаки жизни. Они вяло шевелились, поднимались и ковыляли — или даже просто ползком подтягивались — к внутренней галерее.

Стражники отбрасывали их, поначалу довольно активно, сдерживаемые лишь приказом Конана «не убивать». Жрецы не сопротивлялись. Только упрямо ползли к дверям зала, в центре которого бывший варвар из Кимерии держал за глотку их хвостоглазое божество.

Вот тогда-то Конана и осенило. Сильно так осенило.

Киммерийцу даже показалось, что треснули его довольно чувствительно чуть повыше затылка. Не иначе как кто-то из богов, раздосадованный скудоумием жалких людишек, вмешался и мысль свою вниз кинул. А она, пока с заоблачной высоты падала, такою тяжелою сделалась, что, будь на месте короля Аквилонии кто с менее крепкой головой, развалилась бы его черепушка от божественной подсказки, словно гнилой орех.

А Конану — ничего. Моргнул только.

Да приказал гвардейцам отступить внутрь зала. А сам подумал — очень отчетливо так подумал! — что если жрецы переступят порог, он свернет мерзкой птичке шею. Вот так вот просто, возьмет и свернет, слова худого не говоря. И все дела.

Новый беззвучный стон прокатился по костям неприятной дрожью. И фигуры в белых и переливчато-синих балахонах, уже качнувшиеся было вперед, остались в коридоре. Так и не переступив обозначенной мысленно границы.

Тогда Конан подумал еще. Крепко так подумал. Внятно.

О том, что он хочет говорить со всеми почитателями Золотого Павлина. Сколько бы их ни было в этом забытом всеми приличными богами городишке. И хорошо бы этим самым почитателям поторопиться, потому что терпение его не безгранично.

И стал ждать…

* * *

Они вошли медленно и осторожно, словно двигались во сне или под водой. Меньше двух десятков — в белых и синих хламидах, остальные — в повседневной одежде слуг, ремесленников и даже купцов. Лица одетых в ритуальные цвета выражали покорную обреченность, на физиономиях прочих в разных пропорциях смешались отчаяние, злость и паника. Вряд ли хоть кто-то из них оказался бы здесь, будь на то его воля. Но, похоже, противиться зову божества никто из них не мог.

И хорошо.

Потому что иначе пришлось бы опять обращаться к услугам опытного Зураба…

— Я — Конан, король Аквилонии. И я сверну этой птичке голову. А потом зажарю на медленном огне и накормлю вас ее потрохами, если мне не понравятся ваши ответы. А может быть, даже и живьем зажарю. Если случится так, что ваши ответы мне не понравятся очень.

Он обвел разношерстную толпу тяжелым взглядом, проверяя, все ли поверили. Судя по многочисленным стонам и выражению отчаянного внимания на лицах — поверили все. И это тоже хорошо. Иначе пришлось бы действительно придушить кровожадную птичку, и никакие даже самые красивые в подлунном мире глаза со всей их горестной укоризной ее бы не спасли.

— Кто из вас главный?