Православная церковь, по словам Леузон Ле Дюка, является «мертвым институтом»: «Если католическая церковь способствовала развитию цивилизации, протестантская — развитию мысли, то православная церковь все вокруг себя атрофирует». И дальше читатель видит потрясающий по своей «проницательности» пассаж: «Куда идет этот мужик, куда идет этот торговец, куда идет этот служащий, которые, проходя мимо церкви, крестятся и машинально шепчут три или четыре слова молитвы? Один идет в свою контору обкрадывать императора, другой — за свой прилавок обкрадывать своих клиентов, третий — в кабак, напиться. Не существует никакой связи между обрядами православной церкви и добродетелью. Это — гимнастика, только и всего».
Но Крымская война окончилась, и отношения между Россией и Францией начали восстанавливаться. Французам нужно было подретушировать ими же созданный монструозный образ России или даже его очеловечить. И многогранный Леузон Ле Дюк находит в закромах своей памяти новые впечатления о России. В 1859 году он публикует роман «Иван». В центре повествования — судьба крепостного Ивана, музыкально одаренного юноши, играющего на рожке. Добрый помещик отпустил его на три года в Петербург с рекомендательными письмами. Под покровительством одного столичного мецената Иван стал первоклассным музыкантом. У него появилась возлюбленная, Маша Николаевна (да-да, именно
Да, в России есть крепостное право, но это скорее исторический фон, на котором разыгрывается настоящая мелодрама совершенно в духе «Рабыни Изауры». Крепостной Иван — воплощение лучших черт русского народа. Если в работах времен Крымской войны Леузон Ле Дюк заявлял, что патриотизм — это качество, незнакомое русским, то теперь он утверждает прямо противоположное: «Любовь к отечеству, может быть, является определяющей чертой русских. Они любят родину как царицу, как мать, в этом есть что-то религиозное. В их глазах, в их языке — это не просто Россия, это Святая Русь». И, что удивительно, эта любовь больше всего проявляется у крепостного, нежели у свободного человека: «Чем крепостной держится на этой земле? Домом, деревней, где он родился? Нет. Он знает, что в любой момент простой каприз помещика может его всего этого лишить. Семьей? Нет, малейшее происшествие может разрушить эти связи. Самим собой? Нет, разве крепостной себе принадлежит? Единственное, чего у него никто не может отнять — это его родину».
В роли же одного из главных злодеев выступает управляющий немец Садлер — понятно, напряженность во франко-немецких отношениях усиливалась. И если в работах времен Крымской войны самодержец — главный творец зла, да и в целом «самодержавие годится только для зла», то теперь самодержец — это защитник, а ручное управление — благо. Просто взгляд царя, каким бы проницательным он ни был, не мог проникнуть во все углы обширной империи.
В следующий раз к русской теме и тоже в жанре романа Леузон Ле Дюк обратился в 1879 году, то есть уже после Франко-прусской войны, в условиях франко-германских военных тревог и начавшегося русско-французского сближения. Если «Иван» — роман о крепостном, то теперь автор обратился к русской аристократии. Первая часть романа называется «Галантная Одиссея русской княгини», вторая — «Княгиня Гуркофф, продолжение галантной Одиссеи русской княгини». Речь идет о русской княгине по фамилии Славонофф (Славонова), в замужестве — Гуркофф (Гуркова).
Каковы были цели и задачи Леузон Ле Дюка в годы Крымской войны, мы помним: разоблачить и демонизировать Россию. Теперь же задача автора, как он пишет в предисловии к книге, заключается в том, чтобы показать, какую роль в развитии европейской цивилизации может сыграть русская элита. Теперь Россия не противоположна европейской цивилизации, а, оказывается, может этой цивилизации что-то дать. По крайней мере, так можно подумать. Но из первой части романа это отнюдь не следует.