Прошел примерно месяц, и вот уже была назначена дата нашей свадьбы. Во всем мире не нашлось бы людей счастливее, чем мы с Агнес. Если бы я только знал, каким хрупким бывает счастье.
Человек, видевший, как упала Агнес, сказал, что она шла по краю утеса – мы все ходили этой тропой, чтобы добраться до соседнего залива, – как вдруг подул ужасный, небывалой силы ветер. Он налетел ниоткуда и обрушился, словно удар. Агнес споткнулась и вскрикнула, отчаянно пытаясь удержать равновесие, а потом сорвалась, полетела вниз на прибрежные камни и наверняка разбилась.
Я говорю наверняка, потому что так, должно быть, и случилось, хотя тело мы так и не нашли. Неделями мы с ее отцом день за днем ходили по берегу. Мы кинули клич по всему побережью, но следов Агнес никто не обнаружил.
Раз не было тела, не могло быть и похорон, но мы устроили поминальную службу. Кэтрин тоже пришла и, как и всегда, была сама доброта. Но мое сердце не могло смягчиться. Рана еще саднила.
Я был намерен вернуться в море при первой же возможности. Братья пытались отговорить меня, но я понимал: нужно скрыться от всего, что каждый день напоминало о нашей любви, и от сочувственных улыбок сердобольных знакомых.
И вот мы вышли в широкий Атлантический океан. Когда земля наконец исчезла из виду, я действительно почувствовал некоторое облегчение. Море может оказывать подобное воздействие. Оно не только убивает, но и исцеляет.
Мы держали курс на юг, на Бискайский залив, и погода совершенно не соответствовала моему душевному состоянию. Сияло солнце, и дул легкий бриз. При других обстоятельствах это было бы прекрасное плавание, и все мы находились бы в хорошем расположении духа.
Но отец и братья не могли радоваться этой удаче. Если кто-то из них, работая, смеялся или запевал песню, остальные поглядывали на меня, будто такое поведение могло меня ужасно оскорбить. Я заверил их, что вовсе не жду, что они будут нести то же бремя меланхолии, но все же смех стихал, и пение смолкало.
Вскоре мое мрачное настроение передалось небесам, и солнечный свет уступил место плотному серому одеялу из облаков. Бриз превратился в холодный порывистый ветер, который рвал и тянул паруса и швырял нас из стороны в сторону, пока мы пытались управлять брыкающимся кораблем.
Вдруг, как будто этого было мало, ветер – и это в сентябре – начал приносить снежинки, сначала всего несколько, но по мере того, как ветер крепчал, их становилось все больше, и вскоре мы уже не могли различить противоположный борт баркаса.
Когда налетел ветер, наши сети были в воде, и мы никак не могли достать их. По крайней мере, в них, кажется, был улов. Если бы нам удалось поднять их на борт, штормовой ветер помог бы нам вернуться домой.
И вот мы тащили сети к трюму, оскальзываясь на обледенелой палубе, а снег обжигал нам руки. Мы ссыпали рыбу в темноту, как вдруг все в изумлении закричали, увидев нечто неожиданное.
Вместе с рыбой в сети попалась женщина. Она была нага, длинные мокрые волосы облепили ее руки и грудь. Я видел ее лицо лишь короткий миг, но увиденное словно обожгло меня. Она походила на Агнес.
Отец пришел в себя первым и спрыгнул за рыбой в трюм. Мы едва видели его, ведь внизу было темно, а наверху над нами кружились снежные вихри.
Через несколько мгновений он уже поднимался наверх, неся женщину на плече. Братья подбежали к нему, чтобы помочь, но я не мог пошевелиться. Теперь лицо женщины было скрыто, спрятано у отца на плече, но мысль об Агнес потрясла мои чувства.
Мне предстояло еще большее потрясение, ведь когда отец поднялся на палубу, стало ясно, что это не обычная женщина. Вместо ног у нее был длинный чешуйчатый рыбий хвост с плавниками, полосатый, как у скумбрии.
Мой брат Джейкоб, самый старший из нас троих, взял ее у отца и стоял, держа ее на руках: одной рукой обнимал ее голую талию, а другой поддерживал блестящий хвост.
– Это русалка! – изумленно сказал он, выразив тем самым нашу общую мысль. – Настоящая русалка!
– Она живая? – спросил Сэмюэл, мой второй брат.
– Живая, – ответил отец. – Все еще дышит. Думаю, она просто без сознания.
– Мне выбросить ее обратно в море или подождать, пока она очнется? – спросил Джейкоб.
– Погоди-ка, – ответил отец. – Не торопись. Помнишь ярмарку, которая приезжала к нам в прошлом году? Как думаешь, сколько они заплатят за такое, а?
– Нет!
Я не сразу понял, что крикнул я. Все взгляды устремились на меня.
– Это неправильно! – сказал я. – Вы что, не видели ее лица? Она вылитая Агнес.
– Джон, – сказал отец с грустью, – мы очень сочувствуем тебе, ты ведь знаешь. Но это существо – не Агнес, оно не имеет к ней никакого отношения.
– Говорят, что русалки – это души утопших, – сказал я.
– А еще говорят, что души утопших – это тюлени, – парировал Джейкоб. – Чего только не говорят.
– И что, ты поверил бы в русалок, если бы сейчас не держал одну из них на руках? А вы все? Мы должны вернуть ее обратно в море. Должны!