В полутемном помещении никого посторонних не было. Высокий, сильный мужчина лет около сорока, вежливый, с высшим образованием, судимый за мошенничество, тихо рассказывал Николаю Ивановичу о произошедшем:
— Есть у нас тут один шнырь, как зовут — не знаю, погоняло у него Дохлый. Отсидел шестерик за бакланку полгода назад, алкаш. Говорят, он на привязи у участкового нашего. Я сам не при делах, всех ментовских раскладов не знаю. Ой, извини, дорогой! Приносит сегодня хозяину вещь. А хозяину пора уже. Дача-фигача и все такое. Он смеется, говорит: «Стекло, где нашел?» Дохлый что-то долго шепчет ему на ухо. Я занимаюсь с клиентом, приличный такой парень, цепочкой интересуется. Я заметил: как кризис пришел, к нам приличный народ потянулся. Продавать люди стали больше и покупать чаще. Редко выкупают. Пошел бизнес на народных слезах. Ну так вот. Хозяин ко мне подходит, показывает колечко. Я же ювелиркой занимался, вы помните. Смотрю через стеклышко — большущий бриллиант в белом золоте. Мужской перстень. Вспоминаю ориентировку, какую вы в среду вечером занесли.
— У меня фото есть, посмотри, — перебил Токарев.
Первис повернул листок к свету, минуту внимательно смотрел.
— Похоже, — сказал он. — Даже отделка вокруг камня такая же. Лапки видите? Он! «Дорогая вещь», — отвечаю. Хозяин спрашивает: «Сколько стоить может?» Говорю: «Под миллион, может больше». Он тогда Дохлому говорит: «Приходи в понедельник, возьму за пятьдесят тысяч». Тот мнется. Сошлись на двухстах. Так что — в понедельник.
У Токарева подскочил пульс. Вот оно! Сработало!
— Утром, вечером? — возбужденно уточнил он.
— Сказал, вечером. Моя смена будет.
В магазин зашла потрепанная женщина в темной одежде и низко наклонилась над грязным стеклом прилавка. Она показалась Токареву смутно знакомой.
— Могу чем-то помочь? — окликнул ее продавец.
Женщина замялась. Видно, она стесняется постороннего. Оглянулась, ответила: «Нет, спасибо» — и поспешно вышла.
— Обручальное кольцо принесла, — погрустнел Первис.
— Откуда знаешь?
— Вижу, за палец схватилась, она не первый раз вещи приносит. Так, мелочовку, ничего серьезного. Мужа недавно похоронила или сына, денег нет. Столько я их видел-перевидел. А мы возьмем как лом, за копейки. Нужда всеобщая, брат, смотрю салют по ящику — и плакать хочется, какие деньги мимо людей. В понедельник, значит, Дохлый придет. Хозяин велел бабки готовить, мы же не держим здесь большие суммы. Уж не знаю, как вы сработаете его, но, если на меня подумают, можете заказывать джаназа, дафн и все, что положено.
— Это что такое?
— По вашему — типа панихиды.
— Да, брось ты! Спасибо, Первис, не переживай, все красиво сделаем.
Около входа в ломбард топталась та женщина, пережидая Токарева. Он подошел к ней.
— Простите, ради Бога, вы обручальное кольцо принесли сдавать?
— Да, а какое, собственно…
— Мужа похоронили?
— Да, — она заплакала и отвернулась уходить, он удержал ее. — Пятидесяти не было. Инсульт, переохлаждение. Продаю вещи, до кольца дошло, дальше не знаю, что будет. Не могу на работу устроиться, одеться надо, в порядок себя привести. Ничего не знаю. Вам-то чего надо? — она неумело кокетливо улыбнулась.
— Сколько за кольцо дадут?
— Рублей пятьсот, я думаю.
— Если я дам вам десять тысяч, сможете устроиться на работу? Отдадите потом или окажете мне услугу, посмотрим, — он вдруг четко вспомнил ее. Жена того грузчика, бывшего офицера, который скончался зимой по вине Подгорного.
Она обтерла слезы и задумалась. Потом с интересом посмотрела на Токарева.
— Услуга интимная?
— Никаких глупостей, имейте в виду. Соглашайтесь.
Она снова замолчала.
— Понимаете, я уже думала, что всё. Спиваться надо или как-то еще умирать. Не умею жить без него. С лейтенантов вместе, по гарнизонам. В январе умер, инсульт, никогда не болел. Продаю постепенно вещи, сыну говорю, что работаю, он далеко служит, а сама жить не хочу. Мне ваше лицо кажется знакомым. Вы служили с Борей? Были на похоронах? Я почти ничего не помню, как в тумане всё.
— Да, мы знакомы были с Борисом. Шапочно. Я уважал его. Возьмите деньги и живите дальше. Думаю, Боре так больше понравилось бы. Вы должны быть сильной.
Он достал деньги, четыре красных бумажки, и протянул вдове.
— Я вас найду. Прощайте. Нет, постойте! Обещайте мне, что соберетесь и устроитесь на работу. Я вам верю. Ждите меня, я скоро зайду, адрес у меня есть.
Адрес действительно был в деле.
Поездка на дачу расстроилась. Валентина не упрекала мужа за перемену настроения и планов. Она понимала его состояние, связанное с этими деньгами. Сказала: «Не страшно, в другой раз съездим. Сходи тогда на рынок, купи смеситель в ванну, давно собирался ведь. Три недели подтекает, смотреть невозможно».