— Во-первых, я окончательно убил свой кошмар! В ту же ночь, как мы разговаривали, я перед тем как лечь произнес все молитвы, какие мог припомнить; по крайней мере, полчаса только этим и занимался. И что вышло? Несколько раз сон пытался вернуться. Я слышал где-то далеко-далеко бой там-тамов и рев человеческих голосов… и перед моими глазами начинала рисоваться обычная картина — но бледная, ненастоящая, ну — как бывает фильм, если его смотреть при дневном свете! И она сразу свертывалась и исчезала… Наутро я поехал к одной даме, подруге моей матери (мама в провинции, да я и не хотел бы ее беспокоить), и та мне подарила икону Николая Чудотворца. Была даже растрогана и умилена моим желанием… И на этот раз я спал совершенно спокойно, как убитый. А сегодня я набрался смелости и отправился в гости к Арабелле. Мне начало было делаться плохо, но я уже привык справляться с этим усилием воли. Да что: главное ждало меня впереди. В отеле у Арабеллы к ней надо подниматься по узкой темной лестнице. И там, на середине пути, я увидел скользившего ко мне крокодила. Он полз сверху вниз, с неуклюжими, но гибкими движениями хвоста, цепляясь лапами за деревянные ступеньки; бледный свет лампы в потолке играл на его серой чешуе. Животное, казалось, только что вылезло из воды: мутные капли отмечали его след по лестнице. Пасть раскрывалась, показывая мне огромные зубы — я никогда их не видал на настолько близком расстоянии. Тогда я перекрестил его со словами: «Отойди от меня, Сатана!» И, когда я сделал шаг вперед, передо мной не было больше ничего: только пятна сырости на ступеньках смутно отмечали контуры тела огромной ящерицы. К Арабелле я вошел ликуя, как победитель. И после того, как я увидел радостный взгляд, которым она меня встретила, вся просияв, — кажется, она сказала что-то вроде: «Ах, вы все таки пришли!» — ничто на свете не могло бы мне помешать схватить ее в объятия и сказать, что я ее люблю и не могу больше жить без нее.
— Нет, Володя, знаешь что: вставай, и пойдем куда-нибудь: надо выпить по такому случаю!
Видя, что сопротивление бесполезно, я поднялся и начал одеваться.
— Право, мы могли бы с выпивкой обождать до свадьбы! — проворчал я все же для порядка.
— А на свадьбе само собой! — хлопнул меня по плечу Олег так сильно, что я пошатнулся. — Благо она не за горами! Сразу после моих экзаменов. И знай заранее: ты должен быть моим шафером! Никаких отговорок!
— Владимир Андреевич, вас просят к телефону!
Я оторвал утомленные глаза от корректурных гранок. Бледный свет встающей зари проникал из окна. Телефон в этот час?
Едва я взял трубку, в моем ухе раздался звонкий и отчетливый голос Ле Генна, звучавший с легким возбуждением:
— Меня вызывают в одно место, где произошло что-то необычное. Хотите поехать со мной, Владимир? Я по дороге вам объясню.
Я быстро взвесил обстановку.
— Хорошо, я сейчас освобожусь. Буду вас ждать.
— Через пять-десять минут. Пока!
Я прошел в типографию и окликнул метранпажа.
— Вы можете проглядеть чистый лист, Игнатий Васильевич? Мне сейчас придется уйти. Да, пожалуйста. До обеда я во всяком случае еще зайду.
Свежий воздух приятно опьянял после ночи, проведенной в кабинете редакции. Впрочем, почти тотчас меня окликнули с улицы, и, выйдя из ниши ворот, где я стоял, я вскочил в автомобиль, дверцу которого инспектор Ле Генн распахнул передо мною.
— Теперь Бульвар де Л’Опиталь, 13. Как можно быстрее! — крикнул он шоферу. Машина помчалась.
— Что случилось? — справился я с любопытством.
— Что-то стряслось с Сандовалем. Ты знаешь, кавалером Арабеллы Дюпюи. Да, его консьержка позвонила в полицию, что у него в комнате слышен какой-то странный шум, и дверь не открывают. А оттуда сразу дали знать мне, так как он был под моим наблюдением. Посмотрим, что с ним такое.
Дверь на втором этаже с дощечкой «Docteur Estanislao Sandoval» не сразу поддалась под ударами. Мы прошли через переднюю и замерли на пороге кабинета.
Опрокинутая урна лежала на полу, и из ее медного горлышка еще подымался к потолку голубоватый дымок со сладким запахом. Тяжелый треножник, с которого она свалилась, стоял в центре комнаты, упрямо упершись на свои толстые, широко расставленные ножки. Но то, что оледенило нас, лежало рядом с ним: полуобнаженное тело с великолепным торсом атлета, над которым мерно покачивалась голова огромной змеи, обвивавшей его грудь. На губах доктора виднелась запекшаяся кровь, и его руки, казалось, еще продолжали ловить в воздухе скользкие кольца громадного гада, глядевшего сейчас на нас своими холодными, безжизненными глазами. Не надо было смотреть вблизи, чтобы убедиться, что удав раздавил своей жертве ребра и, вероятно, переломил спинной хребет.
Не знаю, что стал бы делать Ле Генн. Но один из его подчиненных, вошедших в комнату, не выдержал. Он выстрелил через мое плечо, и пуля раздробила голову чудовищной твари в десяти шагах от меня…