Страшный суд

Не могу поверить. Он так занят. Но если едет Нгуен, то мне предстоит путешествие не в провинцию Нинь-бинь, но в самую душу Вьетнама. Пока я собралась поблагодарить Ке, он исчез за дверью. На ковре осталась только пыльная тропинка, тропинка, по которой пришла ко мне радость.

* * *

В человеке таится очень сильный инстинкт, инстинкт преодоления биологического инстинкта.

Тоненькая фигурка вьетнамской девочки вызывает вспышки нежности и умиления вокруг, где бы ни появилась. Шофер такси едва не попал в аварию, потому что все время оборачивался назад и удивленно спрашивал:

— Ну! Откуда приехала?! Милая, чего только она не пережила?!

Отказывается взять деньги. То же самое и врачи, которых мы приглашаем очень часто. Мы вынуждены их менять, так как становится неловко звать человека, которому не заплатил в прошлый раз. Во время путешествия по Болгарии незнакомая женщина на вокзале хватает и несет наш тяжелый чемодан, приговаривая на ходу:

— Какая худенькая! Неужели сердитая? Как мило говорит по-болгарски! Очень интеллигентное дитя. Как же вам его дали?

Она сажает нас в поезд и долго машет с перрона. Через некоторое время получаем посылку из Старой Загоры, адресованную «лично Ха». Девочка ее развязывает поспешными пальчиками. Внутри — два платья и яблоки. На дне записка: «Помните ли женщину на вокзале, которая вам помогла с багажом? Я работаю в швейном кооперативе. Сшила для Ха платьице без мерки, на глаз. Все работницы ее приветствуют и желают расти веселой и счастливой! Маргарита Кондова, ТПК „Коллектив“. Старая Загора». К празднику — новая посылка. Огненно-красное бархатное платье. Ха заставляет меня написать благодарственное письмо и буква за буквой его переписывает, но ей не нравится, как я его сочинила, меняет текст: «Дети сказали, что в красном платье я хороша, как королева».

Весь квартал ее знает и радуется ей. Продавщица в булочной выбирает для нее самый пышный хлеб.

— Почему сегодня не приходила? Завтра чтоб вы ее обязательно привели! Пусть пощебечет мне! Не слушается? Дайте ее мне, чтобы стала моей девочкой!

На базаре покупатели выбирают арбуз для нее.

В ресторане официанты ее обслуживают как принцессу. «Один суп для Ха!» — заказывают на кухне. С соседнего стола итальянки, приехавшие на фестиваль, посылают ей букет гвоздик. Одна женщина из аргентинского посольства после каждого обеда всучивает ей 20 стотинок. Ха смотрит с недоумением и держит монету на открытой ладошке. Женщина объясняет свой, конфузящий нас поступок: это обычай в ее стране, так выражается любовь к ребенку. А Ха говорит:

— Кончатся денежки у тети, если каждому ребенку будет давать.

Другая женщина наполняет ей карманы орехами. На каждом шагу внимание и подарки. Ха принимает все без особого удивления. Говорим ей, что это любовь не к ней, а к Вьетнаму. Она хочет, чтобы мы сразу, первым же самолетом послали подарки ее братику и сестричке. Завязывает пакеты, собирает игрушки, всякую мелочь, пустые коробочки, пробки от лимонадных бутылок, что попадется, не позволяет ничего выбрасывать. Все должно быть отправлено вьетнамским детям, которым не во что поиграть.

К ней привязываются малые и большие. Дети ее ищут и терпеливо переносят ее предводительские наклонности. А я все думаю, как бы ее спасти от такого внезапного изобилия любви.

* * *

Едем ночью в Нинь-бинь, и вероломная луна освещает нас сверху.

Шофер Кюйен считается лучшим мастером по объезжанию бомб замедленного действия. Спрашиваю у него, как он это делает. Вместо ответа блестит под луной гудроновая улыбка.[22]

Хоан переводит мне эту улыбку: секрет фирмы.

Мне кажется, что при каждом резком повороте руля мы непременно объезжаем невзорвавшуюся бомбу.

Поле превращено в скопище разнокалиберных бомб. Невзорвавшиеся лежат в земле, их не видно. Взорвавшиеся оставили после себя индивидуальные отпечатки.

Одна проделала какой-то винтообразный колодец, полный грязной воды, другая раскрутилась вширь и выровняла землю наподобие тока, третья изгрызла землю, словно огромными челюстями, четвертая образовала провал.

Люди стараются облагородить эту зловещую пахоту. В воронках, залитых водой, сажают рис, в больших воронках разводят рыбу. Это национальный характер: извлечь из самого плохого крупицу хорошего.

По чудовищной случайности в бомбовых воронках рис вырастает выше, чем просто на рисовом поле.

Рядом с Нгуеном возникает у меня какая-то неловкость. Чувствую себя на этой земле прохожей, проезжей, транзитным, одним словом, пассажиром.

Я только проеду через огонь, а Нгуен останется в нем. Больше того, он сам часть огня.

— Боюсь за вас, за вьетнамцев, и сейчас, и когда наступит мир…

Нгуен, как всегда, читает мою мысль до конца.

— Предвидим все. Победа нас не застанет врасплох.

— Чем вооружаетесь вы для мира?

— Скромностью, трудом, критикой, взаимопомощью, единением в разгаре классовой борьбы.