Страшный суд

Ответ его не успокоил меня. Есть люди, которые дышать не могут без острой и бурной борьбы. Их самоутверждение — борьба. Для мирных же целей они приспособлены менее, как, скажем, танк для вспахивания земли по сравнению с колесным трактором или даже с лошадью. Или истребитель — для перевозки пассажиров. Но, может быть, Нгуен не таков?

«Джип» останавливается. Надо переждать длинную колонну грузовиков, идущих на юг. Больше часа смотрю, как проходят тяжелые машины, везущие помощь партизанам. Кто из них доберется до своего далекого места назначения? Тонны смерти будут преграждать им дорогу. Но они идут и идут. С севера на юг. Их единственное стремление — достичь боя и там сгореть.

Эта земля разделена пополам. Щель, как зияющая рана, проходит через ветхие дощатые пороги, отшлифованные шагами дедов, через древние реки, через сочные рисовые поля, через вековые бамбуковые стволы, через сердца. Лишь пролитая кровь севера и юга сливается глубоко в почве в одну кровь и делает землю единой.

Над разделенной страной простирается общий небесный свод, с которого угрожает общий враг. Это еще одна нерасторжимая связь.

Парадокс «часть больше целого» здесь оживает в наглядности. Каждая часть содержит весь Вьетнам — но, может быть, еще больший и более единый, чем если бы он был одним государством. Гравитация между двумя разъединенными половинами очень сильна. Когда осуществится объединение, будет ли внутреннее сцепление таким же крепким?

* * *

Виноватое чувство транзитного пассажира не покидает меня. Все, что я делаю, преходяще. Каждое мое впечатление, каждое настроение беглое. Я не уверена в себе, я почти нереальна. У меня самочувствие пролетевшего ветра. Что-то существенное от меня ускользает. Смерть для меня страшнее, потому что была бы нелепой, бессмысленной. Переживания принадлежат другим, я лишь вживаюсь в них как бы со стороны. Нет более жалкого состояния, чем быть транзитным пассажиром в мире.

«Транзит» звучит почти что как «паразит».

Обратный билет оттягивает мой карман словно камень. Как бы ни выли сирены, какие бомбы ни падали бы вокруг, у меня есть обратный билет. А человеку, сидящему рядом со мной, суждено остаться здесь. В кармане ношу незаслуженный привилегированный пропуск в тишину, в непотревоженный сон, в уверенность. Даже если захотела бы, я не могу передать свой обратный билет никому, не могу его и порвать. У меня чувство, что он, хоть и спрятанный в кармане, виден всем, написан на моем лице, запечатлен в моей осанке. Ношу его как несмываемое клеймо.

Но когда на своих руках я почувствовала тяжесть ребенка, мне полегчало. Сейчас знаю, что я не транзитный пассажир через огонь. Огонь увожу с собой, он обжигает руки, взрывает весь мой донынешний мир. У меня уже нет обратного билета в покой, я перестала быть в мире транзитным пассажиром.

Приезжаем перед рассветом, в самый темный час ночи, потому что зашла луна. Нинь-бинь — это маленькая провинция в юго-западной части Северного Вьетнама. В строгом смысле — Средний Вьетнам. Железнодорожный узел. Американцы бомбят круглосуточно.

Ночевали в пещере. Фонарик, больше похожий на горящую папиросу, водил меня от углубления к углублению и все мне показал: где спать, где умыться.

Умываюсь, черпая воду ковшом из кокосового ореха, из чаши, выдолбленной прямо в скале. Вода прохладна, живительна. У меня целых два часа для сна.

Тем временем Нгуен у входа в пещеру разговаривает с местными людьми, вероятно с местным начальством. Слышатся слова: «план обороны», «культурно-просветительная работа».

Закрываю глаза, чтобы вспомнить лица встречавших меня людей. Лица ускользают, остаются одни белозубые улыбки. А из приветственных слов только слова:

— За последние двадцать лет у нас было восемнадцать опустошительных тайфунов. Наша природа почти так же, жестока, как война. — Говорят это с улыбками, словно о свадьбе.

Всюду, куда бы я ни повернулась, я натыкаюсь на одни улыбки. Они вокруг меня, как стена. Уж не ограждена ли я этой стеной от настоящего Вьетнама? Не замурована ли я в них? Ну, улыбки, стена, а что за ней? Должно же там что-то быть.

Постель мне приготовили в каменной нише. Предупредили: как только услышу самолет, бежать в глубину пещеры. Ушли.

Меня охватывает пещерный мрак. Сколько эр и эпох прошло для того, чтобы я снова очутилась в колыбели человечества!

Как легко человек мог бы жить и дышать на этой благословенной земле. Климат, пейзаж, земные плоды, обычаи и нравы — все напоено солнцем, лаской, сочностью. Наверно, в мирное время здесь живут самые счастливые люди.

Но было ли здесь мирное время?

Китайцы, французы, японцы, американцы. И восемнадцать тайфунов за последние двадцать лет.