Страшный ублюдок

Когда испуганные подростки попытались гуськом выбраться наружу, Эдмон прицелился тесаком. Запуск фастбола, калибра Роджера Клементса[4], отправил лезвие в полет с неумолимой проекцией. Он приземлился прямо в центр лица первой девушки, вонзившись до середины ее мозга. Она упала, налетев спиной на своих медитирующих подруг-вегетарианок, сбив их с ног, как кегли для боулинга.

Он поставил свою ногу размером Шакa[5] на хрупкую грудь девушки, в которую попал нож. Его нога вдавилась ей в грудину, издавая тошнотворный хруст, и рухнула внутрь. Он потянул за ручку, вынул запятнанную сталь и снова поднял ее. Одна из двух упавших девушек начала подниматься на ноги, поэтому он пронзил ее следующей. Он глубоко вонзился ей в плечо и наполовину прошел сквозь деревянную стену, пригвоздив ее к ней.

Она кричала, как сумасшедшая, прибитая к доскам позади нее. Ее голова была повернута набок, оставляя ее наблюдать за своей единственной оставшейся подругой, когда Эдмон наклонился и схватил ее за волосы. Он потащил ее обратно к маленькому столику, за которым так приятно начался вечер, и схватил со стола перед собой палочку для еды, которая больше походила на зубочистку, когда он держал ее в руке.

Он вставил ее ей в ухо и надавил пальцем на кончик, убедившись, что палочка вошла как можно глубже. Она дрожала и плакала, пока не появилась вторая палочка. Она подняла руку, но это плохо смягчило удар. Он одновременно пронзил ее руку и вонзил вторую палку ей в лоб. Вырвал ее обратно, и ее окровавленная рука безвольно упала, прежде чем он снова загнал ее обратно.

Часть мозга, которую он пронзил, должно быть, имела какое-то отношение к речи, потому что ее вокальные вопли немедленно прекратились.

Он продолжал вводить палочки в ее голову под разными углами. По мере того как он продвигался вперед, ей становилось легче, она видела свет. К концу, голова девушки было больше похоже на игру в Кер-Планк, чем на человеческий череп. Сам, будучи живой версией Пинхеда, Эдмон неосознанно создал деревянную версию легендарной иконы ужасов Клайва Баркера.

Эдмон снова обратил свое внимание на кричащую девушку, прибитую к стене мясницким ножом. Он обхватил ее челюсть тремя своими выпуклыми, похожими на сосиски пальцами.

Он схватил ее мертвой хваткой, указательным и средним пальцами держа ее коренные зубы, в то время как его большой палец крепко зажал ее подбородок.

Ее язык метался в разных направлениях, как у ребенка, бегущего с бенгальским огнем. Его мышцы запульсировали, прежде чем он дернул назад, полностью оторвав нижнюю челюсть и бросив ее в небольшой пруд с кои.

Голодная рыба начала возбужденно кружиться, кусая сырое мясо, как дикари, создавая смену ролей в ресторане.

Эдмон продолжил удар кулаком по открытой области горла, которую он только что создал; отвратительный хруст заставил девушку замолчать и ссутулиться. Она оставалась на ногах даже после смерти из-за массивного стального лезвия, пригвоздившего ее к стене. Вес ее тела заставил лезвие врезаться глубже и источать поток красного цвета, в котором можно было бы принять душ.

Эдмон снова переключил свое внимание на шеф-повара. Он все еще слышал слабое всхлипывание, доносившееся из-за пластиковых заслонок, отделявших кухню от столовой.

Он лежал, держась за ногу, на клетчатом кафельном полу, когда Эдмон вошел внутрь. Шеф-повар свирепо посмотрел на него и сплюнул, ругаясь на своем родном языке.

Эдмон схватил его за шею и выгнул спину над раковиной так, чтобы его голова была обращена к нему. Шеф-повар, казалось, мог потерять сознание от страданий, которые его одолевали, глаза мерцали в его голове, словно свет, который то включали, то выключали.

Эдмон потянулся за большой кастрюлей с маслом, которая стояла на плите рядом с ними. Он посмотрел на все еще шипящую и лопающуюся от переизбытка жидкость, пододвигая ее поближе к шеф-повару, и небрежно вылил тонкую струйку в рот, большая часть которой, казалось, стекала по нему, прежде чем она начала заставлять его лицо дымиться и покрываться волдырями. Слой за слоем прожигаясь насквозь, более светлая кожа приобрела болезненный красный цвет. Он подавился и поперхнулся, когда Эдмон продолжил выливать оставшуюся жидкость, похожую на лаву.

Большая часть плоти у него во рту обгорела, когда Эдмон потянулся за второй кастрюлей. Шеф-повар прекратил всякое движение – защита была ослаблена, и его дыхание стало слабым. Эти факторы облегчили ему задачу вылить всю дополнительную кастрюлю ему в пищевод, почти не пролив ни капли мимо. При втором заходе масло глубоко проникло ему в горло и, в конце концов, прожгло зияющую дыру в задней части. Масло, вытекшее из только что опаленного отверстия, лениво стекало в раковину под ним. Эдмон поднял безжизненное тело шеф-повара и бросил его на освещенный гриль, прежде чем выйти. Он вышел из кухни под сводящий желудок звук горящей человеческой кожи позади него.