Страсть герцога

– Наоборот, на счету каждый час, – сказал он, а затем выложил свой главный козырь: – Чем дольше твой брат остается на борту корабля, тем выше шансы на то, что его найдут и арестуют. Мы не можем так рисковать.

Побледнев, девушка обернулась к Видоку:

– Тогда мы возьмем твою карету, спасибо.

Видок с подозрением взглянул на Максимилиана, однако тому было все равно. Чтоб заставить Лизетт выйти за себя, ему нужно было провести как можно больше времени наедине с ней, чтобы потратить его на ухаживания.

И он только что получил это время.

17

Ночная часть поездки прошла лучше, чем Лизетт ожидала, – в основном потому, что, слишком устав от всех их путешествий, девушка просто спала. Как только они выехали из Парижа, Макс тоже задремал и, к счастью, провел всю ночь на своей половине кареты.

Однако, когда взошло солнце, все изменилось. Во-первых, проснувшись, Лизетт обнаружила, что карета остановилась и Макса в ней не было. В панике девушка выскочила наружу и увидела, что они с кучером как раз закатили рукава, готовясь толкать экипаж верх по крутому склону, который лошади не могли преодолеть. Лизетт могла лишь, открыв рот, глядеть мужчинам в спины.

Еще неделю назад она и представить себе не могла, что Герцог Горделивый смог бы – или стал бы – толкать карету на холм. Но Макс справился с этим столь превосходно, что еще долго после того, как карета оказалась на вершине и они продолжили свое путешествие, перед мысленным взором девушки стояла картина вздутых мышц на его предплечьях и его волос, которые, сияя золотом в лучах утреннего солнца, развевались на ветру.

Дальше стало только хуже. Лизетт знала, что Макс что-то замыслил. Он не упоминал о случившейся между ними размолвке, однако все время касался ее. Поначалу она думала, что это случайности – то, как его обтянутая сапогом икра столкнулась с ее на повороте, как его локоть скользнул по ее бедру, когда он наклонился, чтобы достать что-то из своей сумки, стоявшей под ее сиденьем.

Однако карета не была настолько тесной; причин касаться ее у Макса не было. Потому, когда в середине дня они вышли из нее, остановившись у трактира, чтобы пообедать, и Макс, помогая ей выйти наружу, не сразу ее отпустил, Лизетт поняла, в чем его замысел. Хитрый дьявол искусно ее соблазнял. Он хотел, чтобы она понесла ребенка и была вынуждена выйти за него замуж на его условиях.

Очень хорошо. Он будет сражаться по-своему, а она – по-своему.

Потому, как только они забрались обратно в карету, Лизетт достала принадлежности для вышивки, которые взяла с собой, однако которые ей так и не представился шанс пустить в ход, и начала вышивать наволочку. И в следующий раз, когда он «случайно» коснулся ее колена своим, она случайно уколола Макса иглой.

– Ох! – вскрикнул он, сердито глядя на нее и потирая колено. – Это еще за что?

Посмотрев на него невинными глазами, она вернулась к своей работе.

– Не понимаю, о чем ты. Здесь так тесно, что люди волей-неволей друг с другом сталкиваются.

Макс окинул ее полным подозрения взглядом. Несколько мгновений он угрюмо молчал, а затем спросил:

– Ты часто это делаешь?

– Что? Колю иголкой сварливых герцогов? – сострила она.

– Вышиваешь. Я заметил множество вышивки и в твоей комнате, и у Мэнтона, и на твоей одежде. Ты сделала всю ее сама?

Его наблюдательность удивила Лизетт.

– На самом деле да.

Он скрестил руки на груди.

– Это кажется слишком домашним для особы, желающей быть сыщицей.

– В детстве у меня была куча свободного времени. А ребенком я была беспокойным, – объяснила она. – Потому всякий раз, когда я начинала буйствовать, маман усаживала меня с иголкой, тканью и лентой и учила вышивать.

– И помогало?

– Мне – да. Это успокаивало мой неистовый норов. – Прекратив вышивать, она посмотрела в окно, вспоминая. – Мне нравились такие моменты с маман. Она научилась этому от своей матери, которой я не знала. Маман рассказывала мне истории о моей французской семье. И в конце концов я стала вышивать для удовольствия. Я до сих пор так делаю; это успокаивает меня, когда я возбуждена.

А рядом с ним девушка однозначно была возбуждена.

Заставив себя выбросить эту мысль из головы, она показала то, над чем работала.

– Конечно, темы моей вышивки не совсем… типичные.

Увидев вышитый серебряной тесьмой рисунок кинжала, который папá привез ей из одного из путешествий, Макс рассмеялся.

– Только ты могла объединить что-то настолько домашнее, как вышивка, с жаждой приключений.

Улыбнувшись, Лизетт вернулась к работе.

Через мгновение Макс заговорил вновь:

– Моя мать тоже вышивала.

Девушке вспомнились слова, произнесенные им несколько дней назад.

– Это она вышила платок, который, как ты сказал, ни с чем нельзя спутать.

– По правде говоря, да.

Не желая на него давить, Лизетт склонилась над своей работой.

Какое-то мгновение Макс на нее смотрел, а затем сказал:

– Особенным платок делает то, что лежит между вышивкой и тканью.

Распахнув сюртук, он показал ей скрытый карман за лацканом, а затем достал из него льняной платок цвета слоновой кости, которого Лизетт до этого не видела.