Внутри храма Сурьяварман велел установить статую бога Вишну. Лицом Вишну похож на Сурьявармана. Это тоже давняя традиция. Царь не просто есть бог, но внешность бога есть внешность царя.
Здание храма и его окружение – это только одна сторона чуда, величественного и вечного. Другая же его сторона, если не большая, – сказочные украшения храма, его статуи и барельефы.
Эти барельефы очень выразительны. Каждый, кто хоть раз их увидит, не может не ощутить неустанное движение; переливчатость барельефов – точность отображения мира.
Барельефы воспроизводят и сказочные сцены, и исторические события, повествуя о времени царствования Сурьявармана. Особенно выразительны сцены сражений… Вот кхмерские войска нападают из засады на тямов в лесу и короткая и яростная схватка кипит среди тесных стволов. Ниже – морской бой: сталкиваются боевые галеры с высокими носами, заканчивающимися головами драконов, и упавшие в воду бойцы пытаются удержаться на поверхности. К одному подкрался сзади крокодил, и нога воина – в челюстях чудовища… А вот сцена отражения нашествия тямов. Разъяренные слоны топчут воинов, которые сцепились в смертельной схватке; потерявшие оружие хватают врага за горло… А вот и сам Сурьяварман. Он сидит на троне под царственным зонтом, вокруг – слуги с опахалами; министры, собравшиеся у трона, внимательно слушают, бесспорно, мудрые и очень важные слова монарха.
Должно быть, время царствования Сурьявармана было суровым, а дела его – далеко не блестящими. Ибо придворные, а за ними послушно исполняющие свои обязанности ваятели и писари стремились к восхвалению царя. Он был не только «лучшим из царей и букетом достоинств», но даже «во всех науках и во всех видах спорта, в танцах, пении и во всем остальном преуспел настолько, будто сам это изобрел». И, увидев его, Бог сказал в изумлении: «И зачем я создал себе в лице этого царя такого соперника?!»
Безудержное восхваление повелителя, как это частенько случается, привело к роковым последствиям. За бахвальство Сурьявармана пришлось расплачиваться его потомкам. В записках одного путешественника нашлась история, весьма напоминающая события, что произошли в стране при преемниках бога-царя и строителя Ангкора.
И вновь, в который уже раз за этот поистине знойный день, Масуд замолчал. Кроме глотка воды и мгновения тишины, ему теперь нужна была и капля решительности. Ибо повелители, какими бы мудрыми они ни были, не любят историй о глупости и надменности других повелителей. Однако, как из песни нельзя выкинуть слова, так из истории мира нельзя выкинуть какую-то из ее частей, дабы угодить кому-то из владык.
– История эта гласит, что задолго до Сурьявармана на престоле (страна звалась тогда Ченлой) сидел молодой и дерзкий царь. Все окружающие говорили ему, что он могуч и непобедим. Однажды царь сказал:
– Есть у меня одно заветное желание, которое мне хотелось бы осуществить.
– Какое, царь?
– Я хотел бы, чтобы передо мной на блюде лежала сейчас голова царя Явы.
Долго ли, коротко ли, но слова царя достигли ушей правителя Явы. Тот оснастил тысячу кораблей и пересек пролив. Подошел к стенам столицы молодого царя и в битве без труда разбил его войска, а царя взял в плен. И сказал ему:
– Ты хотел увидеть мою голову на блюде. Хорошо. Если бы ты еще захотел при этом захватить мою страну, сжечь мои города и взять в рабство моих подданных, то я сделал бы то же самое с твоей страной. Но ты высказал только одно желание. А потому я возьму с собой только
Так он и сделал.
Преемники Сурьявармана унаследовали подобное самомнение. После его смерти тямы разгромили гордую империю кхмеров и захватили ее столицу. Страна не смогла сопротивляться: она задыхалась под тяжестью налогов и податей, вводимых царями. Деревни обезлюдели: кто ушел в солдаты, кто работал на сооружении храмов; в стране начались крестьянские бунты. Поэтому нашествие тямов оказалось последним толчком, который сокрушил колосса на глиняных ногах.
Правда, именно с этим, казалось бы, смертельным для страны ударом связан ее новый расцвет. Когда столица была захвачена, жители ее угнаны в рабство и золотые пластины с башен Ангкор-Вата содраны завоевателями, кхмеры, разгромленные, но непокоренные, объединились вокруг Джаявармана VII, царя, больше похожего на бунтовщика, чем на властвующую особу.