Страсть и скандал

Мина только что не мурлыкала от удовольствия. Что касается ее, его смущение было готово обратиться в гнев.

— Осторожно, Мина, — сказал он так тихо, чтобы слышала только она. — Она не кукла и не игрушка, чтобы ты с ней забавлялась. И я тоже.

Но Мина, не устыдившись, не повела и бровью.

— Но как я могу устоять, когда ты на нее так смотришь? Когда твои глаза загораются живым огнем, будто ты разглядываешь красивую лошадь! Ты никогда прежде не выказывал такого интереса к женщине. Ни к одной женщине твоей расы.

Шокирующей оказалась проницательность нежной, избалованной сестры его сердца. Насколько Томасу было известно, только полковник и бегума знали, кто он на самом деле. Когда они приступили к созданию личности Танвира Сингха, Мина была совсем крошкой, двух-трех лет от роду.

— Будь осторожна в своих словах, сестра.

— Полегче, братец, — принялась увещевать его Мина. — Катриона прекрасна, хотя она ангрези, а ты одинок.

— Но я должен быть один. Торговец-лошадник не берет жену, пока не решит оставить свое ремесло. А у меня нет желания бросать торговлю лошадьми.

— Ага. Как я и думала. Ты смотришь на мисс Роуэн и уже думаешь о том, чтобы взять жену.

— Мина! — предостерегающе воскликнул он самым строгим голосом, на который был способен.

Но Мина рассмеялась, глядя на него, очень довольная собой. Он ничего не добился бы, если бы затеял с ней спор, пытаясь отговорить ее от предположений, доказательства которым она уже получила. Поэтому ему только и осталось, что подхватить ее игривый тон.

— Я мог бы не только взять мисс Роуэн в жены, но заняться с ней всякими разными вещами. Вот о чем я еще думаю. Этого вы и хотели и весьма ловко устроили.

Принцесса Ранпура и глазом не моргнула.

— Вся ловкость причитается мне, потому что твоя мисс Роуэн ее лишена.

— О, не нужно ее недооценивать. Она достаточно хитра.

— Ага. Так ты это сделал — потрогал ее? Поцеловал ее? Уже познал ее вкус? Стоит тебе узнать, какова она на вкус, и она окажется у тебя под кожей и никогда оттуда не уйдет.

И Мина была права. Мысль о том, чтобы взять Катриону Роуэн в жены, крепко засела у него в голове. И не выходила оттуда.

Она все еще была там и в этот пасмурный английский полдень. И Катриона Роуэн все еще стояла по другую сторону двери.

Но по крайней мере не на другом краю света. Она была здесь. И слушала его.

— Помнишь день, когда ты отправилась поплавать? — Он уже сидел, прислонясь спиной к стене, и мог повернуть голову и говорить прямо в щель между дверью и косяком. — Меня не было во дворце, чтобы тебя встретить. Слишком много времени я потратил на то, чтобы уговорить раджпутского заводчика расстаться с жеребцом арабских кровей. И к тому времени как я добрался до обиталища полковника Бальфура, на нас как раз спустилась полуденная жара.

Сквозь дверную планку до него донесся ее голос:

— Солнце пекло так, что запах карри сплавился с воздухом и день поплыл в пряном потоке.

Да. Именно таким выдался тот день. В воздухе разливалось волшебство.

— Я думал, что дамы в зенане прилегли вздремнуть на подушках своих диванов и сонные слуги машут опахалами, овевая хозяев прохладой. И предположил — вдруг смогу застать тебя одну?

Томас шел на переливчатый звук смеха и плеска воды, по длинному коридору, выходящему в сад бегумы, но потом радостные вскрики и громкий плеск позвали его еще дальше, в самую потаенную часть дворца. Там, в самом сердце имения, был ручей, неторопливо прокладывающий себе извилистый путь с холмов, который с помощью искусно устроенной плотины превращался в довольно глубокий, лишенный украшений бассейн.

Дамы и дети обычно нежились возле отмелей и бывали в разной степени раздеты, поэтому он остановился и собирался уже повернуть назад, не желая нарушать их уединения.

Но там была она, его рыжекудрая богиня, — легко скользила на спине сквозь зеленые воды, медленно перебирая руками, как наяда или огненная кельтская водяная нимфа, совершенно здесь неуместная. Ее красновато-рыжие волосы плыли и струились вокруг нее как цветок, и цветку подобна была белая ткань длинной сорочки, которая прикрывала тело девушки, чтобы пощадить ее стыдливость.

И в хрустальной зеленой воде ее обнаженные длинные ноги и руки сияли греховной, откровенной белизной. Длинные ноги раздвигались в медленном ритме, а бледные руки вонзались в воду, и вода покрывала их серебряным блеском.

Он замер в полной неподвижности. То есть некая часть его тела неподвижности не подчинялась, наливаясь силой и твердостью при одном взгляде на купальщицу.

Она плавно ушла под воду, опускаясь к самому дну, и он был вознагражден зрелищем округлых ягодиц под покровом тонкой белой ткани прежде, чем девушка исчезла под водной поверхностью. В следующий миг она вынырнула и вдохнула полные легкие воздуха, а затем снова легла на спину, расслабленно паря в воде.

У него пересохло во рту.