Страсть и скандал

— Очевидно, никто. Пока не пришел я. Но как только я сделал свое заявление и были вскрыты и проверены записи о моей личности, Беркстеда очень удачно признали инвалидом. Позволили уехать в Англию лечить раны.

Вот это было для Катрионы новостью.

— Через шесть месяцев после случившегося? Должно быть, он был ранен гораздо серьезнее, чем мне казалось.

— Да. — Томас вдруг помрачнел, взгляд сделался едва ли не виноватым. Отвернувшись, он нахмурился. — Не думаю, чтобы он вообще когда-нибудь вернулся на службу.

О чем он умолчал?

— Что случилось, Томас?

Но его не так-то легко было сбить с намеченного курса.

— То же самое я собирался спросить у тебя. Я видел, как ты вошла в горящий дом. Но не видел, чтобы выходила. И Беркстед божился, что не видел тебя, но я знал, что он лжет.

— В ту ночь? — Значит, Томас нашел лейтенанта, когда она, рискуя поджарить пятки, спасалась по крыше, вернее, тому, что от нее осталось. — Забавно, а ведь он сказал вам правду. Нет, он действительно меня не видел.

— Что произошло, Кэт? Как ты это сделала? Как ты выбралась оттуда? — спросил он. — Клянусь жизнью, я не сумел этого выяснить. Я расспрашивал каждого торговца, каждого нищего, во всех концах города. Отправился к Мине в ее дом в Ранпуре, только для того чтобы услышать, что я недостойный шакал и что она ничего о тебе не знает, поскольку мать отправила ее назад в Ранпур, в дом мужа.

Это был отвлекающий маневр, блестящая задумка бегумы, чтобы Мина и ее величественная свита из носильщиков и паланкинов, раскрашенных слонов с палатками на спинах отбыла в Ранпур с первыми лучами солнца. В разгар приготовлений к отъезду Катриона и дети тихо покинули дом Бальфура в неприметной закрытой повозке, запряженной быками, и направились в противоположном направлении, на юго-запад, к сестре бегумы, в Раджастан.

— Неужели это было все, что сказала Мина?

— Она еще сказала, что я свалял дурака и тебя недостоин. Я заявил, что она ошибается.

О да, Мина ошибалась. Это Катриона оказалась недостойной верного Томаса Джеллико.

— Она и мне сказала, что я показала себя полной дурой.

— Да, она такая. — Томас улыбнулся, но взгляд зеленых глаз оставался холоден. Она поняла, что не сможет больше увиливать. Вероятно, пора пришла.

— Что случилось, Кэт?

Давно пришло время сказать правду.

— Случилось то, что я полюбила вас. А лейтенанту это не понравилось.

Лейтенант любил только самого себя. Летиция не занимала его по-настоящему, и он в открытую невзлюбил Кэт и уж, конечно, возненавидел Танвира Сингха. Однако Беркстед не мог допустить, чтобы столь несущественная вещь, как личные чувства, помешала осуществиться его честолюбивым замыслам. Он жаждал власти и могущества. То и другое можно было получить, женившись на Катрионе Роуэн, племяннице резидента, за которой давали хорошее приданое.

Он испробовал все, что было в его силах. В открытую и тайными интригами пытался заставить ее благосклонно принять его ухаживания. Попросил дозволения сидеть рядом с ней за обедом, хотя девушка не желала разговаривать с ним. Присылал цветы, хотя она скармливала их козам. Всегда очаровательно улыбался, во всеуслышание заботливо справлялся о здоровье и настроении мисс Роуэн, хотя себе под нос — так, чтобы слышала только она, — говорил непередаваемые гадости.

Но она расстраивала его планы, испытывая при этом злорадный восторг.

Однако мало-помалу его терпение истощилось, как и его напускной шарм. А Катриона продолжала игнорировать его предложения, которые становились все более наглыми. И тогда он прибег к запугиванию.

В ночь перед пожаром, в ту ночь, когда она впервые поцеловала Танвира Сингха, именно лейтенант, а не пронырливый шпион, прятался в ночных сумерках и слушал. Именно лейтенант вынюхивал ее тайны.

В ту ночь, проходя через железные ворота гарнизона и ведя кобылку на поводу, она чувствовала себя так, будто ее окружает уютный кокон, имя которому — счастье. Взбудораженная поцелуями, под надежной охраной своей тайны, взволнованная тем, что в ее душе росло нечто более важное, чем просто страсть.

И вдруг перед нею оказался лейтенант Беркстед, который дожидался ее на дорожке во всем своем белокуром великолепии, лениво куря сигару.

— Ну-ну. Отлично. Наконец-то наша искательница приключений, мисс Роуэн, возвращается домой. — Он сделал глубокую затяжку и шагнул ей навстречу, как бы невзначай загородив ей путь облаченной в алый мундир фигурой. — Ищем приключений в огромном мире, не так ли, дорогая? Милуемся с местными?

Лицемерные угрожающие интонации. Катриона тут же поняла, что ей угрожает опасность. Она спряталась за лошадь. У нее совершенно не было желания разговаривать с ним, и еще меньше — позволить ему затеять ссору, но она знала, что больше всего ему нравилось бы, чтобы она спасалась от него бегством. Тогда он наслаждался бы преследованием, интригой погони и пленения.

Поэтому она не дрогнула. Лошадь была ей достаточной защитой — кобылка нервничала и злилась в присутствии лейтенанта, вскидывала голову, показывала зубы и угрожающе ржала. Лейтенант старался держаться на безопасном расстоянии от зубов Питхар.