И вот ее корсет расстегнут, и мужская рука легла на закругление ее груди. Он поцеловал твердые соски через ткань нижней сорочки. Увлажненная его ртом ткань холодила кожу. Катриона выгнула спину дугой, отдаваясь ему, забываясь в изысканном восторге, который распускался в ней подобно цветку. Между ног разливалось томительное тепло.
Он стащил с нее нижнюю рубашку. Обнаженную кожу овевал ночной воздух.
— Обнаженная, — сказал он, и голос его вдруг сделался хриплым. — Тебе нечем закрыться от моего взгляда. Совсем голая. — Низкие модуляции мужского голоса были подобны физической ласке. Взгляд, исполненный желания, пронзал ее живот.
— Обнаженный дар, предназначенный мне. — Зеленые глаза сверкнули в темноте. Эти глаза видели все — и нежный румянец, и легкую дрожь, и все то, что сделали с ее телом служанки Мины.
Каждое ощущение было для нее новым и усиленным в сотни раз. Прохлада вечернего воздуха на обнаженных плечах. Теплое дуновение его дыхания на животе. Жар собственной кожи на внутренней стороне бедер, когда он медленно — ах как медленно — начал скатывать ее чулки.
И вот она лежала перед ним нагая, и он встал перед ней на колени, готовый открыть ей новый, неодолимо притягательный мир.
— Обнаженная, — сказал он. — Для меня. Совсем нагая.
И дотронулся до нее. Одним пальцем. В одной точке. Кончик указательного пальца гладил местечко на ее животе, как раз на полпути между пупком и гладким, лишенным волос лоном. Кончик пальца описывал один маленький круг за другим, мучительно дразня кожу, которая вдруг сделалась необычайно чувствительной. Ничего больше, только палец, легонько скользящий по животу. Но движение это отдавалось во всем ее теле, в сокровенной глубине, где уже взрывались крошечные молнии, наполняя ее желанием и предвкушением блаженства.
— Восхитительная, сияющая нагота, предназначенная для меня…
— Только для вас. — Она никогда не чувствовала себя столь беззащитной. И столь могущественной. — А вы все еще одеты.
— Да. Пока да. — Он встал и начал разматывать длинное полотнище алого тюрбана. Освободившись от тюрбана, тряхнул волосами, и длинные темные пряди упали на плечи в элегантном беспорядке.
Катриона была очарована. Он казался юным дикарем, воплощением первобытной мужской силы. Однако, выпустив на свободу волосы, Танвир освободил некую силу, стряхнув с себя остатки той сдержанности, которая делала его настоящим джентльменом. Затем настал черед поясного ремня с кинжалом, они очень быстро оказались на полу. Потом он снял с себя короткую кожаную куртку, которую носил поверх туники, и бросил себе под ноги.
Да! Именно это ей было нужно. Забыться. Отбросить заботы. Отдаться желанию. Забыться в желании. В отчаянном желании. Ей не осталось ничего, кроме страстного голода, любовной тоски.
Как же она хотела его! Он заставит утихнуть боль страданий и поможет ей забыть и сомнения, и жертвы. Это будет воздаянием за годы страстного ожидания, томления, жажды чего-то такого, что долго, ужасно долго казалось недостижимым. Ускользающая мечта, как ни пытайся ее поймать.
Катриона охотно позволила себе забыть, отмахнуться от прошлого, а заодно и от будущего, и от всего прочего, что не было настоящим. Только он, она и наслаждение. И желание столь сильное, что оно пылало в ней как костер, который не усмирить было ничем, имя которому — безрассудство.
В небе за газовой занавеской вставала луна, холщовые стены шатра омыл серебряный свет, и стало достаточно светло, чтобы его кожа, когда он стоял перед ней, превратилась в темное сияющее серебро. Танвир повернулся, и лунный свет упал на тело Катрионы, окрасив его в мерцающий бледно-розовый цвет.
— Я хочу на тебя смотреть.
Катриона хотела, чтобы он смотрел. Несмотря на то что проведенные в зенане дни преобразили Катриону, собственное тело казалось ей чужим. Бледное мерцающее подношение на пиршестве плоти. Она не смогла отказать себе в желании провести ладонями по плоской поверхности живота, наслаждаясь чувственным ощущением собственной кожи под подушечками пальцев.
— Да, — поощрил он ее. — Ты прекрасна. Потому что ты — это ты.
Но ей казалось, что она сама не своя. Она ощущала себя по-новому, смелой и свободной одновременно. С ее уст слетел звук, идущий от самых глубин естества, как стон ветра в кронах деревьев.
— Тише. — Танвир накрыл ее рот поцелуем и лег рядом с ней. Его длинное стройное тело заполнило собой все пространство. Катриона повернулась к нему, обвиваясь вокруг него, прижимаясь к нему всем телом. Погружаясь в его аромат и его мужское существо. Экзотическое благоухание пачули ореолом порхало вокруг его волос, насыщая воздух, которым она дышала. И эта сладкая дымка поглотила ее без следа.
Глава 18
В темноте Катриона наблюдала за ним широко раскрытыми глазами как зачарованная, а он любовался ее грудью, ее телом. Она лежала перед ним обнаженная, и его жаркий взгляд, казалось, пронзал ее насквозь. Один-единственный раз он нагнулся к ней и поцеловал, прежде чем сказать:
— Откройтесь для меня.