Страсть и власть

Марийка почувствовала неприятный холодок, пробежавший по телу. Ему не нужно было говорить, что случилась какая-то неприятность, она это поняла сама. Ее отец был очень прямым человеком.

— Лайза и я будем рады тебя видеть. Ты не хочешь сказать мне сейчас, что у тебя случилось? Хотя бы намекни.

Он старался говорить спокойно:

— Ничего особенного, но мне нужно кое-что с тобой обсудить.

— Поужинаем дома?

— Для меня нет ничего более приятного, но я хотел бы поговорить с тобой наедине до ужина, чтобы Лайза не слышала. Ты можешь это устроить?

Марийка не на шутку встревожилась, это было так на него не похоже.

— Конечно, папа, нам никто не помешает. Я могу отослать Лайзу до ужина к друзьям. У нее сложности на любовном фронте, так что она будет только рада ускользнуть из дома.

— Отлично, я увижу ее за ужином. Приеду домой к вам прямо из аэропорта, если там самолет не задержится, буду примерно без пятнадцати семь.

Он даже не спросил, какие сложности у Лайзы. О чем же он хотел с ней поговорить, да еще наедине? Марийка посмотрела на часы, у нее еще было часов шесть, чтобы сделать все дела, заказать еду из ресторана и приготовить салат и десерт. Нужно еще успеть поговорить с Лайзой, девочка ходит расстроенная, нельзя игнорировать ее настроение.

Марийка задержалась на работе.

"Ничего, успею, — успокаивала она себя, — пять минут на то, чтобы приготовить салат и накрыть на стол… Да, и не забыть поставить вино охладиться".

Появилась Лайза, нагруженная книгами из библиотеки. Услышав, как мать разговаривает сама с собой, она вошла на кухню, снимая на ходу свой толстый лыжный свитер.

— Ты не хочешь переодеть свои протертые джинсы? Сегодня за ужином у нас будет дедушка.

— Мам, успокойся, дед даже не заметит, во что я одета.

— Лайза, — виноватым тоном сказала Марийка, — я задержалась на работе, а твой дедушка сейчас позвонит в дверь. Я хотела поговорить с тобой… о Серджио… но сейчас не время.

Дочь заверила, что она вполне может подождать, когда дед уедет, хотя ей хотелось рассказать матери об их последней ссоре с Серджио.

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда она поставила курицу в духовку, полив ее лимонным соусом. Рис уже был готов, оставалось поставить закуски на стол.

Она слышала, как ее отец приветствует служанку-гаитянку, которая пошла открыть дверь.

— Добрый вечер, Женевьева. Как вы поживаете? — спросил Чарльз по-французски с бостонским акцентом.

Женевьева что-то ответила. Марийка представила, как служанка улыбается, размахивает руками, произнося фразы со скоростью пулеметной очереди.

"Его любят все женщины!" — подумала Марийка.

Когда она вошла в прихожую, отец уже снял свое серое "честерфильдское" пальто с вельветовым воротником. Он молча обнял дочь, еще больше убедив Марийку, что он приехал неспроста.

"Боже милостивый, как же он похудел!"

Высокий, красивый, аристократического вида мужчина, Чарльз Рассел почти не изменился с годами. Она не видела его недель семь, и он очень осунулся, даже костюм висел на нем, как на вешалке. Воротничок сорочки стал совсем свободным. На шее просвечивали темные вены. Его вид тревожил.

Лайза, услышав звонок в дверь, спускалась по лестнице из своей комнаты.

— Дедушка, тысяч поцелуев! Я ненадолго убегу, позже увидимся. Не съешьте без меня все, что мама приготовила.

Не спрашивая, что он будет пить, Марийка налила ему скотч со льдом, усадила отца в его любимое кресло в гостиной и села рядом, готовая слушать, в чем же дело?

— Марийка, — начал Чарльз, — со мной не все в порядке.

Она инстинктивно вскочила со стула и передвинула его ближе к отцу, взяла его за руку.

— Что с тобой, папа? — спросила она с испугом.

— Сегодня утром врачи сообщили мне результаты обследования. Я сдал кучу анализов, прошел многие тесты. У меня рак толстой кишки. Завтра я ложусь в массачусетскую центральную клинику, меня прооперируют через несколько дней. Врачи говорят, что риск есть. — Он замолчал и сделал глубокий вдох. — Я сказал им: к черту операцию, если риск велик. Они настаивали, что, если не сделать операцию, риск еще больше. В конце концов я согласился потом и на химиотерапию, но надежд, мне сказали, мало, долго я не протяну. Опухоль большая и очень распространилась. Я был просто идиотом. Все симптомы были уже давно, я не обращал внимания ни на боль, ни на кровотечения.

— Но, папа, у тебя всегда было хорошее здоровье! Ты никогда ни на что не жаловался.

"Может, он все преувеличивает? Или не так понял врачей? Он никогда серьезно ничем не болел, не ходил к врачам!"

Его друзья даже дразнили его "Чарли-здоровяк". Он всегда был в прекрасной физической форме, даже не простуживался, он бросил курить и очень мало пил. Друзья вспоминали, что в студенческие годы в Гарварде Чарльз показывал олимпийские результаты, удовлетворяя трех женщин за ночь. По слухам, и после Гарварда он не потерял сноровки в любовных играх.

— Уверена, операция пройдет нормально, папа, я же тебя знаю. — Она старалась говорить спокойно.

— Возможно, да, но, может быть, и нет. Я надеюсь, Всевышний не даст мне выжить, если я останусь после операции беспомощным инвалидом.