Страсть на грани

— Что нового? — спросил он, вылезая из кровати и начиная одеваться. Ради этого вопроса, вернее, ответа на него, он и приезжал к ней, стараясь ничем не выдать своего острого интереса.

— Ой, ты представляешь, наши полоумные в усадьбе что-то ищут, — тут же откликнулась она.

— Какие полоумные?

— Да Татьяна Ивановна с семейством, кто ж еще! А то ты не знаешь. Друзей навезли полный двор. А как они уехали, так начальница-то моя всю усадьбу обползала чуть ли не на карачках. И в подвал спускалась, и на чердак поднималась, и стены простукивала, и в печь даже залезала, представляешь? Вот смеху-то было! Но при этом аккуратно так, чтобы никто не видел. Меня-то она, понятное дело, не стесняется, но на вопрос, что происходит, внятно так и не ответила.

— А невнятно? — он всерьез заинтересовался Марининым рассказом.

— Буркнула что-то про какие-то изразцы и какого-то беса. С ума, что ль, сошла на старости лет, бесы ей чудиться начали?

Он обрадовался так, что едва не заорал. Ну, наконец-то! Значит, его усилия, направленные на то, чтобы подтолкнуть эту семейку, будь она неладна, на поиски клада, все-таки увенчались успехом. Не зря он это все затеял, ой, не зря! Теперь главное, чтобы эта чертова Татьяна Ивановна не останавливалась. Только она может понять, где спрятан клад, только она! А он уж постарается в нужный момент оказаться рядом и его заполучить. А там уж «чемодан, такси, вокзал», и ищи его, свищи. Маму заберет, и поселятся они где-нибудь во Франции, как и положено потомкам дворянского рода. А эта Татьяна Ивановна вместе с ее коровищей дочкой, и эта Марина, которая стоит и смотрит на него воловьими глазами, да и все они, вместе со страной, лишившей его семью законного имущества, останутся в далеком прошлом, до которого ему отныне не будет никакого дела.

— Если она что-то найдет, ты ведь мне позвонишь? — спросил он, натягивая маску строгого, но справедливого учителя.

— Ну конечно, что ты спрашиваешь! — воскликнула Марина. — Ты же знаешь, что я все для тебя сделаю. А скажи, ты скоро разведешься? Ты же обещал.

— Теперь уже скоро, — кивнул он. — Эта дура даже не подозревала, насколько он был в этот момент искренен. В его новой жизни не было и не могло быть места жене. — Надо только дела закончить. И тогда уж сразу.

— А я вот думаю, — тягуче произнесла Марина, и он напрягся. В ее устах слово «думаю» не предвещало ничего хорошего. — Я вот думаю, а этот придурок, Валька Резвухин, искал то же самое, что и Татьяна Ивановна?

Сердце ухнуло куда-то в пятки. Подобную параллель она не должна была провести, ни в коем случае не должна. Параллель была опасной, слишком опасной, даже для ее куриного мозга.

— А с чего ты взяла, что Валька что-то искал? — беспечно спросил он.

— Ну как же, я сама видела. — Марина всплеснула руками. — Я же тебе рассказывала, ты что, не помнишь?

— Не помню. — Он зевнул и начал одеваться еще более энергично. — Мне до этого вашего Вальки нет никакого дела.

— Тебе нет. А кому-то есть. Раз убили его, — Марина вдруг смерила его неожиданно резким взглядом. — Валька что-то искал, я тебе про это рассказала, а потом его убили. А теперь Татьяна Ивановна что-то ищет. Может, и ее убьют?

— Не говори чепухи! — теперь уже он по-настоящему разозлился. — Вальку этого кто-то из дружков по прежней жизни пришил. Вот и все. А старуха твоя… Кому она нужна?

— Ну ладно-ладно, не сердись, — она подбежала и испуганно прижалась к его плечу. — Я не хотела тебя сердить, честное слово.

— Не хотела, так и не серди, — он решительно высвободился и шагнул к двери. — Ладно, я пошел. Завтра позвоню. Через пару дней постараюсь заехать.

— Приезжай быстрее, я так за тобой скучаю. — Он поморщился, услышав это выражение. Простолюдинка необразованная, деревня. Чмокнул ее в висок, намотав на кулак длинные волосы, слегка дернул, ухмыльнулся, услышав легкий вскрик боли, и ушел, аккуратно притворив за собой дверь.

Впрочем, сразу ехать в город он не собирался. Нужно было навестить мать, поэтому, оглядываясь, не следит ли за ним кто, он быстро пошел в сторону поселковой окраины.

Мать не спала. Ее смолоду мучила бессонница, из-за которой она могла ночь напролет провести за раскладыванием пасьянса. Тонкая длинная шея, изящная голова с классическим низким узлом волос на затылке. Длинные наманикюренные пальцы, раскладывающие миниатюрную колоду карт, на плечи накинута шаль… Когда он думал о матери, перед глазами всегда вставал именно этот образ — благородной княгини, в которой не было ничего наносного, ничего пошлого. Несмотря на тяжелую жизнь, мать и выглядела, и чувствовала себя как настоящая дворянка, достойная быть продолжательницей рода Ланских. И он тоже всю жизнь старался не подвести, соответствовать, быть достойным.

Совсем скоро его усилия наконец-то должны были привести к закономерному результату. Он знал, что все делает правильно и терпеть ненавистное ему общество плебеев, покусившихся на его кровные семейные богатства и реликвии, осталось недолго.