Страсть на грани

— Ты опять был у этой девки? — в голосе матери послышалось недовольство. — Она тебя недостойна. Господи, почему ты всегда выбираешь женщин, которые годятся только на роль прислуги? Ты и женился на дворовой потаскухе, и сейчас тайком бегаешь к холопке. Как тебе не стыдно? Ты что, забыл, что ты Ланской?

— Мама, не начинай, пожалуйста, — он досадливо поморщился, но в голосе сквозила нежность. Он никого на свете так не любил, как мать. Даже дочь оставляла его совершенно равнодушным. Иногда ему казалось, что он и мать — только двое на всем белом свете. — Ты же понимаешь, что Марина мне нужна для информации. Мне надо знать, что происходит в усадьбе. Ты же мне не помогаешь.

— Мне физически плохо от встреч с этими людьми! — голос матери сорвался на фальцет. — Ты же знаешь, я пробовала несколько раз, обращалась туда, но каждый раз эта несносная Татьяна Ивановна, которая ходит по моей земле с видом хозяйки, устраивает вокруг меня скандал. А я не могу это слышать. Не могу разговаривать с ней, потому что сразу же указываю ей на ее место.

— Мама, я же не сержусь, — он разговаривал ласково, как с маленьким ребенком. — Именно поэтому я езжу в усадьбу сам. И Марина мне нужна только потому, что она целый день находится рядом с Татьяной Ивановной, все видит, все слышит, все знает. Ну что ты, мамочка, не переживай.

— Как поживает твоя ужасная жена?

— Ничего нового, — он легко поцеловал мать в висок. — Она не стоит того, чтобы ты о ней вспоминала. Но если бы не она, то мы бы могли никогда не узнать о кладе, так что, как говаривал Козьма Прутков, «и терпентин на что-нибудь полезен».

— Я умоляю, не надо цитат из пролетарских авторов, — мать поморщилась.

— Ну что ты, мама, Толстой и братья Жемчужниковы имели вполне себе приличное происхождение. Ты мне лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

— Я всегда себя одинаково чувствую. Мне станет лучше только тогда, когда я смогу жить сообразно своему происхождению. Но иногда мне кажется, что до этого светлого дня Бог мне дожить не даст.

— Брось, мамочка. Все обязательно будет хорошо. И совсем скоро. Потерпи еще чуть-чуть. Мы будем с тобой гулять по Елисейским Полям, сходим на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, помнишь, ты говорила, что там похоронен кто-то из Ланских. Нас ждет прекрасная жизнь, я уверен.

— Дай бог, дай бог, — мать нервно смешала карты на столе. — Ты должен делать все, чтобы получить павлинье око раньше, чем до него доберется рокотовская семья. Ты уверен, что других претендентов на клад не найдется?

— Уверен, — он нехорошо улыбнулся. — Валька Резвухин, царствие ему небесное, больше не стоит на пути. Из тех, кто знал про изразцы, никого в живых не осталось. Только мы и Рокотовы. Но я тебя очень попрошу сделать для меня одно маленькое, но важное дело.

* * *

Как показала жизнь, Лера совершенно зря переживала по поводу того, что дочка Олега будет находиться в усадьбе у ее мамы вместе со Степкой и Антошкой. Девочка вела себя просто идеально — не капризничала, ела все, что дают, добровольно вызывалась мыть посуду, не дерзила старшим и не высказывала никакого недовольства тем, что вынуждена проводить время в компании новых родственников отца.

Вдобавок быстро выяснилось, что ее манит сама усадьба. Почти каждый день Алена появлялась в барском доме, с интересом изучала экспозицию, побывала на всех мастер-классах, часами смотрела, как идет ремонт церкви, помогала поливать цветник и, как завороженная, бродила по березовой роще.

— Вот ведь, смена растет, — улыбалась Татьяна Ивановна. — Лера, ты представляешь, ей это правда интересно. Сказала, что в архив будет со мной ездить, чтобы историю Ланских изучить. Вот тебе это было совсем ни к чему, а Алену за уши не оттащить.

— Ну, положим, я себе профессию тоже благодаря усадьбе выбрала, — засмеялась Лера. — Помнишь, как я часами в маслодельне пропадала? Мне так нравилось масло делать, а главное, потом пробовать, что я в молочную академию пошла. А вообще, я рада, что вы с Аленой нашли общий язык, а то я, признаться, волновалась.

— Хорошая девочка, — Татьяна Ивановна, нарезавшая овощи на холодный борщ, кивнула. — Тебя в детстве напоминает. Нет, Лерка, правда, она очень на тебя похожа, хотя и не твоя дочь. Вот как так бывает?

— Значит, бывает. А с мальчишками она как?

— Ссорятся они. Правда, беззлобно. Она же постарше и девочка. А им бы бегать и озорничать. Вечно ее тормошат и от дела отвлекают. Но она с ними не церемонится, покрикивает. Руки мыть заставляет. И если что серьезное, то, представь, они ее слушаются.

Словно в продолжение их разговора во двор небольшого уютного домика, в котором жила Татьяна Ивановна, вышла Алена. Волосы собраны в два хвоста, джинсы по моде порваны на коленках, белая футболка сползла с одного плеча. Посмотрев на большой стол, за которым хозяйничали Татьяна Ивановна с Лерой, она небрежно поинтересовалась:

— А папа скоро приедет? Может, пора хлеб нести?

— Неси, — согласилась Татьяна Ивановна, а Лера посмотрела на часы. — Думаю, минут через двадцать приедет, Алена. Он звонил час назад, сказал, что выезжает, а я его еще попросила бабулю забрать.