Страсть на грани

— Ма-ам, а у нас с прошлого года яблочный сок остался? — крикнула она. Сока захотелось невообразимо, даже язык защипало от предвкушения кислинки, и Лера невольно хихикнула, дивясь тому, какие странные формы иногда приобретают капризы беременных.

— Остался, как не быть! — откликнулась через открытое окно Татьяна Ивановна. — Ты сиди, мы сейчас с Аленой к тебе придем, будем рассказывать, что в архиве нарыли, заодно и сок прихватим.

Сунув Лере в руки глубокую чашку с яблочным соком и пристроившись на складных текстильных креслицах, которые стояли у мамы в коридоре именно для таких вот случаев, Татьяна Ивановна и Алена развернули листы бумаги.

— Алена очень мне помогла, — сказала Татьяна Ивановна. — Признаться, всю работу она и сделала. Я договорилась, чтобы ее в районный архив пустили, и потом она в райцентр каждый день ездила и в бумагах рылась. Молодец, девочка!

Алена от прозвучавшей похвалы сделалась пунцовой и довольно заулыбалась. Лера заметила, что на Татьяну Ивановну девочка смотрела чуть ли не влюбленными глазами, но не удивлялась. Ее мама была чертовски обаятельной и привлекательной и вызывала интерес у всех, кто имел счастье с ней познакомиться.

Будучи фанатом своего дела и прекрасным рассказчиком, Татьяна Ивановна утягивала за собой в мир истории любого слушателя. Лера знала как минимум пару десятков человек, которые выбрали делом своей жизни искусствоведение или историю только потому, что первые уроки по этим наукам получили от мамы, которой она так гордилась.

Алена начала взахлеб рассказывать, что ей удалось узнать про Ланских, освежая в памяти ту информацию, которая с самого начала хранилась в экспозиции музея, и добывая что-то новое в архивах.

Усадьба, в которой уже много лет директорствовала Татьяна Ивановна, была построена в XVII веке. Ее первыми владельцами, благодаря которым появились и барский дом, и храм, и березовая роща, и все дворовые постройки, были Артемий Болдырев и его сын Федор.

Поместье они получили в конце пятидесятых годов XVII века, и вскоре здесь развернулось крупномасштабное строительство, для которого был даже приглашен известный в ту пору ценинник Степан Полубес. Лера с матерью быстро переглянулись. Так как Болдыревы были людьми крайне набожными, то заложили в своем поместье высокий теплый храм, просторный, с колокольней, высоко поднявшейся над окрестными полями и видной за двадцать километров.

У Федора Болдырева родился сын Василий, три сына которого — Гавриил, Давид и Матвей — были утверждены Герольдией правительствующего Сената в древнем столбовом дворянстве в связи с тем, что они представили документы о древнем дворянстве, датируемые 1695 годом. Фамилию Болдыревых внесли в Родословные книги Дворянского депутатского собрания губернии, а в 1848 году имение было передано одним из их потомков — предводителем уездного дворянства Александром Болдыревым — в качестве приданого дочери Анастасии, вышедшей замуж за графа Ланского. Будущему мужу Натальи Гончаровой-Пушкиной Петру Ланскому он приходился троюродным дядей.

С этого момента вся история усадьбы уже неразрывно связана с фамилией Ланских. С ними связан и ее расцвет. Будучи сторонниками капиталистических способов ведения сельского хозяйства, Ланские всесторонне развивали усадьбу и ее промышленность. Они даже создали обширную программу по обмену опытом между владельцами соседних имений. Ланские продавали рожь и овес, разводили молочный скот, построили маслодельню и сыроваренный завод, продукция которых поставлялась не только в губернию, но и в Санкт-Петербург. В имении было развито пчеловодство по знаменитой системе Левицкого, разводились породы российских, итальянских и английских кур.

Дети Ланских имели лишь две стези — военную или сельскохозяйственную, — по которым и шли, в зависимости от склонности характера и проявляемых интересов. После революции имение было национализировано, часть Ланских разделила участь многих дворян того времени и уехала в Париж. Часть погибла в послереволюционном лихолетье, часть рассеялась по городам и весям России, сменив громкую фамилию и скрывая свое высокое происхождение.

За их спинами была и русско-японская война, и революция девятьсот пятого года, и полыхающие фронты Первой мировой, и голод двадцатых годов. Офицеры Ланские участвовали и в белом, и в красном движении. Потомки Ланских, оказавшихся в эмиграции, были живы по сей день, и несколько лет назад одна из них — Мария Ланская, так и не вышедшая замуж и не сменившая фамилию предков, — даже приезжала в усадьбу из Франции.

Старушка с невообразимо прямой спиной, понимавшая по-русски, долго бродила по залам барского дома, рассматривала фотографии, со слезами на глазах трогала старые игрушки в детской, когда-то принадлежавшей ее отцу. От нее Татьяна Ивановна узнала, что по французской ветви Ланских ныне здравствуют военный, инженер, юрист, журналист, а также ученый, занимающийся научными аспектами маслоделия, как когда-то его предки.