Страсть на холсте твоего преступления

Я всегда считал людей слабыми и глупыми созданиями, которые легко поддаются манипуляциям. Их психика шаткая, слабая, пугливая. Я буквально вижу, как дрожат их мысли при виде меня. Я наслаждаюсь контролем над ними, играя на их чувствах и слабостях. Я осматриваю танцующих людей, отданные алкоголю и наркотикам в их крови. Они готовы продать свою душу ради малейшей выгоды и не задумываются о последствиях своих поступков. Я рано понял, как они устроены и на что следует надавить, чтобы добиться нужного результата. Я легко манипулирую ими, заставляя делать то, что им не хочется, и управляя их поведением как куклами на нитях.

Люди могут думать, что они умные и самостоятельные, но на самом деле они всего лишь марионетки в моих руках. Я наслаждаюсь своей властью над ними и не стесняюсь использовать в своих интересах.

Девушка наклоняется ко мне, подарив аромат сладких цветов. Её длинные светлые волосы затянуты в тугой конский хвост. Она что-то шепчет мне на ухо, но я не слышу. Я не слышу и музыку, и басы, и свист людей, трение одежды. Ничего. В моём поле зрения появляется Эйвон, он раскачивается из стороны в сторону, а миниатюрная девушка в откровенном платье держит его на своих плечах. Я вздыхаю и поднимаюсь с места.

Эйвон не бывает трезвым. Больше не бывает. Он напивается до потери сознания, его пульс замедляется каждый раз, когда он делает последний глоток водки.

— Мы были вместе, но ему резко стало плохо, и он отлучился в туалет. Его долго не было, и я зашла проверить, а потом увидела его в отключке возле раковины, — быстро информирует девушка и я цепляю друга на себя. Он бледный и болезненный. Я кидаю его на кожаный диван и бью по щекам, через пару хлопков он туманно фокусирует свой взгляд на мне и морщится от громких басов. На втором этаже музыка играет не так сильно, мне страшно представить, что происходит на первом.

— Харрис вызывает Эйвона. Ну же, друг, не отключайся, — говорю я и щёлкаю пальцами перед его лицом. Он морщится, отбивается от моих рук, и я вздыхаю. Три месяца беспробудной выпивки и тусовок, чтобы забыть. Чтобы запить то, что он бы чувствовал в трезвом состоянии. Боль.

— Алкоголь не поможет тебе избежать проблем, — говорю я довольно громко, зажав переносицу между пальцами от начинающейся мигрени.

— Проблем? — пьяным голосом спрашивает друг и смеётся. Мне не нравится его смех. Эйвон — то единственное, что я никогда не смогу и не буду контролировать. Он мой лучший друг. Моя родная душа. Моё начало и моё продолжение. Он тот единственный, кто спас меня, готовый пожертвовать своей жизнью. Пять лет верной дружбы, верной помощи и поддержки. Я иду, он следует за мной. Я думаю, он продолжает. Он не мой подопечный, не мой агент, он мой друг.

— Задумывался ли ты о проблемах, когда отдавал её Андреасу, а? Задумывался? — он плюется, когда выкрикивает слова мне в лицо. Выражение боли отразима, ощутима и раздражительна. Музыка переключается на современную, её басы оглушают.

— Заткнись, — шиплю я и залпом осушаю бокал виски. Эйвон бубнит себе под нос, возвращаясь на диван.

— Теперь наблюдай за последствиями своей эгоистичной натуры, Харрис. Ты добился, чего хотел, ты добился её компании, ты добился того, чтобы она исчезла из твоей жизни. Так где твоя улыбка, долбанный ублюдок? Идеальный план провалился, потому что дядюшка сыграл не по правилам? Не вижу радости, — пьяный и злой он не контролирует свои слова. Я подхожу к нему и замахиваюсь, бью его в челюсть, заставляя волосы из хвоста разлететься по сторонам. Его голова болезненно запрокидывается, но он молчит. Кровь на его зубах, когда он улыбается мне, раздражает.

— Радуйся тому малому, что у тебя осталось, когда был весь мир, — хрипит он и улыбается. Я отбрасываю его и разворачиваюсь, тяжело дыша. Я сжимаю перила, закрываю глаза, стараясь отключиться. Стараясь контролировать порыв эмоций.

Радуйся тому малому, что у тебя осталось, когда была она.

Я дрожу, мои плечи напрягаются. В закрытых глазах мерещатся раскинутые на подушке рыжие волнистые волосы, бледная фарфоровая кожа, розовые пухлые щеки ребёнка. Но не глаза, её глаза никогда не были детскими.

Я сжимаю перила до боли в руках, до скованности в мышцах. Сжимаю зубы, слыша отчетливый хруст своей челюсти. Контроль. Чёртов контроль.