СТРАСТЬ РАЗРУШЕНИЯ

Здесь отбывали поселение разночинцы Буташевич-Петрашевский, Спешнев, Завалишин. Петрашевский продолжал "воевать за справедливость", отчего столы всех сибирских столоначальников, все местные канцелярии Третьего Отделения были завалены его и Завалишина многостраничными жалобами без абзацев, запятых и точек.

В Омске, по сибирским меркам, поблизости, завершались каторга Достоевский, и он "мотал срок" поселения.

К сожалению, малочисленная интеллигенция, подобно всем мелким столицам и уездным городам, была разделена на две враждующие партии: партия туземная, местная, малообразованная, и партия "навозная", то-есть приезжая, из окружения чиновников Муравьева. Сам Муравьев, конечно, любил своих людей и много и полезно работал с ними на благо Российской Империи, к "туземцам" же относился с видимым пренебрежением.

Это еще больше распаляло страсти между иркутскими Монтекки и Капулетти. В последнее время, уже при новом царе в "туземной" партии тоже появились люди ученые, с университетским образованием. К сожалению, это не смягчило нравы соперничающих, а, напротив, ужесточило их.

Обе партии ревниво следили, куда примкнет всемирно известный Михаил Бакунин.

И кто первый, Бакунин или Петрашевский? Кто первый — тот против второго. Вражда и вражда, никакого сотрудничества. Кто, кто? Отсюда в далекий Лондон к Герцену в «Колокол» ушла гневная статья доктора Николая Белоголового «Под суд!» с обвинениями в адрес порядков, введенных Генерал-губернатором, а «Колокол» раззвонил об этом на весь мир.

А известно, что каждый номер мятежного журнала внимательнейше читает сам Император Всея Руси.

Иркутск торжествовал.

Тогда, зная о дружбе Бакунина с Герценом, и полагая, что официального опровержения Герцен не примет, Муравьев попросил братишку написать опровержение будто бы от себя, и послать в Лондон.

И эта статья появилась в «Колоколе». Отказать Бакунину Герцен не мог.

Самому Михайле Александровичу эти местные стычки казались смешной мелочью. Что ему в них? Новый Париж, новый Дрезден — вот что роилось в львообразной голове бывалого бунтовщика! Недаром же в письмах к Герцену он восхвалял Муравьева и прочил ему место впереди революционного правительства в Сибири!

Михаил Бакунин в обществе Генерал-губернатора по-прежнему много беседовали и на прогулках верхом и в свободные минуты в кабинете.

— Где взять людей? Как заселить берег Амура? Должны топиться избы, куриться трубы, кричать младенцы. А сейчас… где, где взять поселенцев?

Михаила мало заботили местные дела, но вопрос показался ему забавным. Он пыхнул сигарой.

— А ты пережени всех каторжных и ссыльных, дай на хозяйство, и пусть живут по берегам Амура. Милые дамы скажут спасибо.

Муравьев умно и весело взглянул на троюродного брата.

— Богатая мысль, братишка.

Площадь города полна народу. Двери церкви были распахнуты настежь. Перед входом стояли две шеренги. Мужчины и женщины. Нищие, темные, неунывающие. Переглядывались, пересмеивались, переругивались. Весело.

В стороне на помосте расположилось начальство. Муравьев, Корсаков, Квятковский в вицмундире, некто седой и бравый. В сторонке виднелись Бакунин и принаряженная Антония, ее семейство. И горожане.

Старший офицер сделал отмашку.

— Выбираем!

Тотчас бродяги, ссыльные, переселенцы кинулись к женской шеренге.

— Хозяйкой будешь? У тебя самовар есть? Корову заведем? А ты меня обижать не будешь?

Выстроились пары. Народ одобрительно гудел.

— Радехоньки. С бабой жить будут. С бабой сладко. Детишки пойдут!

Первая пара зашла в церковь. Недолгое венчание, вышли, взявшись за руки. Вторая пара, третья…

Старший офицер объявил дальнейшее.

— Семья получает для обустройства коня, плуг, разную справу, ведра, топор, пилу, икону, лес на избу, мануфактуру пятьдесят аршин. От Екатерины Николаевны каждой новобрачной в подарок теплая шаль.

Среди молодоженов Бакунин увидел знакомого, Волгаря. Подошли с Антонией, поздравили. Михаил протянул несколько купюр.

— На обустройство.

— Премного благодарны, ваше превосходительство. То — наш оберег на удачу.

— Чем будете заниматься?

— Она хозяйством, я речным извозом, как на воле

И потянулись вниз по Амуру плоты и баржи с людьми, скарбом и скотом, засветились окошки, закричали младенцы.

…

Впереди предстояли серьезные межгосударственные дела. Для переговоров и подписания Айгунского договора из Санкт-Петербурга прибыл статский советник Министерства иностранных дел Петр Перовский, переводчики. В состав делегации входили автор текста Договора, атаман казачьего войска Сухотин, и офицер-артиллерист Бакунин.

Договорились на середину мая, напротив станицы Усть-Зейская, на правом берегу Амура в древнем городе Айгунь.

— Необходимы громкие военные учения по всему нашему берегу, — предложил Бакунин.

Сухотин поддержал.

— Весьма убедительно. Пусть грохочут пушки до самого подписания. На берегу и на воде.

— Что скажут переводчики? — поинтересовался Муравьев.

— Не забудьте о подарках. Красное с золотом. И о терпении и неистощимом благодушии — главными условиями сношений с китайцами.

Накануне отъезда Муравьев и Бакунин допоздна засиделись в кабинете.