СТРАСТЬ РАЗРУШЕНИЯ

Во время скромных совместных обедов можно было иногда видеть в приотворенную дверь роскошно убранную комнату с богатой мебелью и тонким бельем, всегда готовую к приезду Карло Гамбуцци, del`amico della Bacunina.

Прелестны были и детишки.

Особенно любил Бакунин младшую девочку. "Бомба" называл он ее.

Тем временем, политическое продвижение тайный братств и Альянсов приостановилось. План чудовищного размаха — организовать социальную революцию с помощью тайного всемирного союза революционеров разных стран и наций, и возвыситься над всеми, не срабатывал, несмотря на гонцов и сотни писем Бакунина.

Зато на подъеме был Интернационал, сплоченный и деятельный, любимое детище Карла Маркса. На него-то и обратил внимание Бакунин.

И заюлил.

— Я давно не знаю другого общества, кроме рабочих, написал он Марксу, — Я делаю теперь то дело, которое ты начал более двадцати лет назад. Моим отечеством будет теперь Интернационал, одним из главных основателей которого являешься ты. Следовательно, дорогой друг, ты видишь, что я — твой ученик и горжусь этим.

Нехотя, с опаской, как когда-то Белинский в журнал "Москвитянин" и Герцен в "Колокол", впустил-таки в 1868 году Карл Маркс в свой "Интернационал" Михаила Бакунина. А тот протащил туда все свои Тайные и Сверхтайные, и совершенно Секретные Братства и образования для захвата власти внутри "Интернационала". Борьба за направление, за рули руководства началась с первого же дня. Могучий "Интернационал" зашатался.

Анархическая стихия и диктатура пролетариата никак не сплавлялись в единое направление.

Словно в восточной притче о том, как "Морской змей утащил девушку, и, попав во власть ее духа, взбесился", Международное товарищество рабочих" стало терять ясный ум и погрузилось в пучину ссор, дрязг и раздора, любимую обстановку Бакунина.

…

А что же Россия? Огромная Российская Империя, гроза и защита европейских монархов, — неужели безучастно взирала она на волнения народов Запада, рождение новых мыслей, веяний, устремлений?

Конечно, нет.

Весь европейский опыт деятельно переплавлялся в национальной плавильне, и выдавал такие находки, от которых Европа с ужасом хваталась за голову.

Интересно проследить поведение русских сопротивленцев — бунтарей, государственных преступников, революционеров.

Разин, Пугачев… Разве каялись они перед царями, просили помилования? Никогда. А перед народом, на лобном месте, каялись на все четыре стороны, просили прощения за погубленные души. И разбойнички помельче умели ответ держать, будучи схвачены да повязаны!

Зато на процессе декабристов, например, почти все руководители движения в показаниях своих, очных ставках, письмах к царю раскаивались и оговаривали друг друга с такой откровенностью, которая больше подходила под определение "крах души", чем, как это называли, "верноподанническая поза".

В чем тут дело? Обаяние власти? Несомненно. Оно пленяло дворян с самого детства, к тому же, сами офицеры, они предстояли своим старшим начальникам по званию и самому главнокомандующему — Царю!

Покаялся перед царем и Бакунин, покаялись, после долгих упирательств, Петрашевский и Спешнев

— От декабристов до петрашевцев все линяли, — со вздохом заключил Герцен, памятуя собственные "объяснительные". — Мы были сильны в области мысли, но в столкновениях с властью являли шаткость и несостоятельность.

— А я, когда читал показания и объяснения своих друзей, часто слышал в них тот "заячий крик", который так хорошо знаком нам, охотникам. — делился Иван Тургенев, участник «процесса 32-х».

Клич Герцена "В народ!" был услышан. Сотни и тысячи чистых русских юношей понесли в деревню грамотность и начала социального просвещения. "Колокол" звал крестьян к сопротивлению, но, когда в 1863 году народного восстания не произошло, и лишь кое-какие стычки вспыхнули на окраинах Империи в Белоруссии, Литве, Польше, «народники» испытали страшное разочарование.

Волна пошла на убыль.

Разве что Некрасов вопиял в пустынном отчаянии:

Ты проснешься ль, исполненный сил?

Зато Его Превосходительство Генерал-Губернатор Салтыков-Щедрин напоминал всем "стучавшимся и не достучавшимся", что "вся суть человеческой мудрости — в прекрасном слове "со временем".

Однако, уже Н.Г. Чернышевский с товарищами ушел на каторгу нераскаянным, поразив мужеством всех, кто присутствовал на его гражданской казни. Гимназистки бросали ему цветы.

— Я ни в тридцатых, ни в сороковых годах не помню ничего подобного, — склонился перед его образом Герцен.

Вскоре русские революционеры-разночинцы стали согласовывать правила поведения при арестах и не только не отвечать на вопросы судей, но и судить самих судей в самом зале заседаний. Обаяние власти для них не существовало, они быстро усваивали все необходимые ступеньки вроде бунтов, заговоров, террора, тайных обществ.

— Сопротивление только въелось глубже и дальше пустило корни, — отметил Герцен в одном из последних номеров "Колокола".