Страсть тайная. Тютчев

Наверное, и младший Гагарин недолго бы помнил тютчевские стихи, изредка попадавшиеся ему на глаза в «Галатее» или «Хрании», ежели бы в Мюнхене не довелось ему встретиться с самим их автором.

Стихотворение «Сон на море», что попало в гагаринские руки ещё в рукописном исполнении, вряд ли было самым лучшим творением Тютчева из уже увидевшего свет. Поистине были отмечены печатью большого поэтического таланта сочинённые в Германии и напечатанные в России стихи «Проблеск», «Летний вечер», «В альбом друзьям», «К Н.», «Бессонница» и другие, что, наверное, запомнились Гагарину. Однако каково же оказалось его изумление, когда уже в Мюнхене он всё-таки уговорил своего нового друга показать ещё нигде не опубликованные стихи.

И — дух захватило с первых же строк, озаглавленных просто — «Листья».

Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят.
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.

Мы ж, лёгкое племя,
Цветём и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Всё красное лето
Мы были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..

Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!

О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..

А это разве не шедевр?

Песок сыпучий по колени...
Мы едем — поздно — меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!

Гагарин от волнения растерялся и едва смог сдержать своё изумление:

   — И вы, любезный Фёдор Иванович, считаете это бумагомаранием? Нет-нет, позвольте уже дочесть, не забирайте у меня то, что после долгих отнекиваний всё же решились показать... А это что за листок?

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои.
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне,
Безмолвно, как звёзды в ночи,
Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,
Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей,
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,
Внимай их пенью — и молчи!..

Сравнительно недолгий срок пребывания Ивана Гагарина в Мюнхене завершился в конце 1835 года.

И, уезжая в Санкт-Петербург за новым назначением, он увёз с собою некоторые списки стихов Фёдора Ивановича. А вскоре, написав письмо, выпросил переслать ему целую тетрадку тютчевских стихотворений.

Он дал себе слово, используя свои связи, издать стихи поэта отдельною книжкою, о чём и написал в Мюнхен Тютчеву.

Молодой князь собственноручно переписал в отдельную тетрадь каждое полученное им стихотворение и вновь получил не сравнимую ни с чем усладу, которую всегда ощущает человек, соприкасаясь с подлинными поэтическими перлами.

Одного недоставало ему — на первых порах своего пребывания в Петербурге он не мог сыскать лица, кто был бы способен разделить его восторг. И появлялась мысль: не ослеплён ли он дружескими чувствами к мюнхенскому сотоварищу и не слишком ли преувеличивает его достижения?

Всё же он, Гагарин, не был литератором, а просто-напросто являлся читателем, хотя, по правде говоря, читателем весьма образованным и искушённым. Но как проверить свой вкус?

А случай вскоре подвернулся — встретились с князем Вяземским. Пётр Андреевич сам был стихотворец — чего же более? Да к тому же — ближайший друг таких самых первых во всей России поэтов, как Жуковский и Пушкин! Вот ему, Петру Андреевичу, и вручил Иван Сергеевич заветную тетрадку. А через несколько дней сам, не утерпев, зашёл к Вяземскому.

Время было около полуночи, но в кабинете хозяина дома — свет. И они вместе с другом Жуковским вслух читают какие-то стихи.