Страсти и скорби Жозефины Богарне

Сегодня утром я вспомнила, что надо подрубить мою новую кашемировую шаль. Я прошла по двум залам и нашла Агату, хорошую рукодельницу. Граф Этикет тут же не преминул напомнить, что все приказы слугам я должна отдавать через него и только через него: в противном случае я «компрометирую достоинство трона».

— Мне нельзя говорить с горничной?

Агата служит у меня более десяти лет!

— Я нарушил бы «Кодекс», запретив вашему императорскому величеству говорить с кем бы то ни было, пусть даже и со служанкой, — сообщил мне граф елейным голосом, — однако долг повелевает мне предостеречь ваше величество от несоблюдения формальностей.

Боже правый! Я не могу привыкнуть к тому, что я «императрица», — откровенно говоря, мне этот титул не нравится вовсе. Если я уроню веер, мне нельзя нагнуться и поднять его: это должны сделать наиболее высокочтимые из присутствующих фрейлин, которые передадут веер графу Этикету, и тот наконец отдаст его мне.

Меня не воспитывали для исполнения такой роли, для жизни в столь тесном корсете. Как мне не хватает блаженной свободы простой француженки, которая может солнечным днем пройтись по Елисейским полям или просто зайти к Фраскати поесть мороженого! Я сообщила графу Этикету с улыбкой и беззаботным видом (надеюсь, они хоть отчасти смягчили резкость моих слов), что такие правила, вполне подходящие для человека, выросшего в условиях несвободы, не всегда удобны для меня, — и потому, если возникнет в том нужда, я буду отдавать приказы непосредственно слугам.

С тех пор я успела раскаяться в этом своем «бунтарстве». Мне повезло, что эту должность занимает граф Этикет. Нелегко ему учить нас, выскочек, королевским манерам. Чтобы быть императрицей, придется запастись терпением.

12 сентября 1804 года, Сен-Ле

Дорогая мама, мы в Сен-Ле. Наш новый замок прекрасен! Мы хотели побыть здесь некоторое время перед возвращением в Париж. Уже через месяц у нас родится ребенок.

Замок требует ремонта, но все равно наше пребывание здесь — как отдых.

Если позволяет здоровье, Луи и его любимый спаниель бродят по холмам и полям, а я нахожу себе домашние удовольствия. Все это утро провела на кухне, помогая варить варенье. Вчера делали мыло, на следующей неделе будем лепить свечи.

Маленький Наполеон, конечно, «помогает». Теперь, когда его папа дома, он счастлив. Бедный папа, чье здоровье ничуть не улучшилось от поездки на воды…

Доктор Корвизар считает, что Луи, как ты и подозревала, страдает от хронического ревматизма. Он каждый вечер принимает спиртовые паровые ванны с экстрактом горчака в дополнение к таблеткам от анурии, которые, кажется, снимают боль. Ему приходится избегать баранины, гусятины и свинины — как раз того, что он так любит. Неудивительно, что он то и дело теперь бывает не в духе.

Что бы ты ни делала, мама, не беспокойся: обо мне хорошо заботятся. Прилагаю рисунок, выполненный для тебя Маленьким Наполеоном. Большая раскоряка в правом нижнем углу — это я.

Твоя любящая дочь Гортензия

9 октября

— Отчего вы так долго не возвращались? Вам следовало быть здесь еще несколько недель тому назад, — обняв, выбранила я дочь. — Только посмотри на себя!

У нее огромный живот.

— Тебе нельзя трястись по дорогам!

— Мама, не волнуйся! Акушерка уверяет, что до родов еще далеко. В деревне я окрепла.

— Как я рада видеть вас, Луи! И вас, мсье Флао, — добавила я, кивая адъютанту, сыну моей подруги мадам де Соуза.

— Ваше величество! — изящным поклоном ответил Флао. Симпатичный молодой человек с элегантными манерами. Легко понять, почему вокруг него суетятся женщины! Ходят слухи, что к нему неравнодушна и Каролина.

Луи, нагнувшись, чмокнул Гортензию в щеку:

— Ты здорова, любовь моя драгоценная?

— О да, вполне здорова, дорогой, — ответила она с улыбкой.

«Прекрасная пара! — решила я. — Молодая счастливая мать и любящий отец».