Мне сообщают, что Вы беспрестанно плачете. Фи! Это ужасно! Будьте достойны меня, проявите твердость духа. Я очень Вас люблю, но, если Вы и дальше будете хныкать, я могу счесть, что у Вас нет мужества, а трусов я не привечаю. Пожалейте же моих маленьких кузенов. Кстати, целую их. Детей наверняка печалит Ваша постоянная грусть!
Мой друг, вчера у нас было великое сражение. Победа за мной, но потери велики. Неприятель лишился значительно большего, но это меня не утешает. Люблю.
Мой друг, я по-прежнему в Эйлау. Все кругом завалено убитыми и ранеными, — не самая приятная сторона войны. Душа угнетена зрелищем стольких жертв. Однако я добился желаемой цели, заставил врага отступить. Утешьтесь и возрадуйтесь.
На публике мы празднуем победы; уединившись — скорбим. Каждый день прибывают курьеры со списками убитых, раненых, пропавших без вести.
Я в ужасе от того, как близко Бонапарт был от смерти, каким опасностям он подвергает себя.
Дорогая мама, замечательная новость! В 6.47 вчера вечером Августа родила прекрасную девочку. Надеюсь, вы с папой не разочарованы. Я тотчас же напишу ему: мы будем рады, если он выберет имя нашей малютке.
Моя Августа, мама, она храбра как солдат и вполне здорова, младенец сосет энергично. Я и не подозревал, что сердце человека способно вынести такое количество любви!
Спасибо тебе за присланные бюллетени о победе под Эйлау. Отличная новость, но потери, конечно, удручают! Понимаю твои тревоги, связанные с опасностями, каким подвергает себя император. Надо верить, мама, ведь папа благословлен дамой Удачи. Ты знаешь, солдаты убеждены, что ты и есть их Удача!
Дорогая мама, у Маленького Наполеона корь. Я не спала две ночи, молюсь за нашего дорогого принца.
Чувствую себя сомнамбулой, будто не от мира сего. Меня окутывают легкий дождик, влажный запах садов, бледный свет раннего утра. Знаю, что, когда очнусь от этого сна, жизнь навсегда изменится. Ткань нашего счастья разорвана навеки.
Маленький Наполеон скончался.
Гортензия терпеливо вынесла мои объятия.
— Добрый день, мам, — поздоровалась она безо всякого чувства.
— О, дорогая! — Ее состояние смутило меня, но я все понимала.
— Гортензия, — сказал Луи, — твоя шляпа.
— Спасибо. — Медленно, как во сне, моя дочь протянула руку. — Ему нравились цветы на ней. Он не хотел бы, чтобы я ее потеряла.
И затем, обращаясь к Клари, добавила:
— Он умер, вы знаете?
Пети потянул Луи за руку, желая что-то сказать. Отец жестом попросил ребенка молчать.
— Неважно, что говорит мальчик, — прокомментировала Каролина, попутно велев слугам убрать сундуки, чтобы она могла пройти. — Гортензия все равно не слушает.
Следом за дочерью мы прошли в большой зал. Она встала у входа, оглядывая стены, покрытые гобеленами. Взгляд отсутствующий, вокруг нее — холод.
— Не так давно он был здесь со мной. Я держала его на коленях — вон там.
Она указала на кресло. Потом замолчала и уже больше ничего не говорила.