Сир, император (папа), пишу это Вам со слезами. Ваша любимая Жозефина умерла внезапно. Мы не можем привыкнуть к мысли, что ее больше нет с нами. В нашем горе нас утешает одно: она жила жизнью, полной любви. Она любила нас. Она любила Вас — безмерно.
Она простудилась, катаясь в открытом экипаже в лесах Монморанси, у нее в горле возникло воспаление. Возможно, оно началось раньше, сразу после Вашего изгнания, и с тех пор ее здоровье неуклонно ухудшалось. Мадемуазель Аврильо говорит, что у Жозефины случались приступы разрушительной меланхолии, о чем, как Вы знаете, глядя на нее, трудно было догадаться.
Не помогало и то, что она оставалась на ногах и принимала посетителей. Она беспокоилась обо мне и Гортензии, о том, как сложится наша дальнейшая судьба. Мы только сейчас узнали, что не отправимся в изгнание, что благодаря ей сохраним свою собственность и титулы. Так что, вероятно, она покоится с миром.
Вскоре после похорон мы с Гортензией уехали в Сен-Ле, где сейчас и находимся. Гортензия еще не оправилась от горя. Для этого нужно время.
Как легко представить, граждане страны удручены смертью их «доброй императрицы Жозефины». Старый Гонтье рассказал мне, что ворота невозможно открыть из-за высокой горы цветов подле них. А вдоль всей долгой дороги от Парижа до Мальмезона стоят люди — крестьяне и аристократы — с заплаканными глазами.
Ее положили в гроб, который поместили в другой. Более двадцати тысяч человек прошли от Парижа до Мальмезона, чтобы отдать ей последние почести. Удивительно! Даже здесь, в Сен-Ле, ворота засыпаны букетами и письмами с соболезнованиями.
В самом деле, папа, такое проявление народной любви глубоко нас трогает.
«Скажите ему, что я жду», — сказала мама Гортензии за несколько дней до смерти.
«Лихорадочный бред», — думали мы тогда, но теперь понимаем, что она имела в виду. Мими, просидевшая с ней всю последнюю ночь, говорит, что ее последние слова были о Вас.
Знала ли она, как сильно мы ее любим? Если смерть мамы чему-то и научила меня, сир, то только тому, что человек, когда может, должен говорить, что у него на сердце. Я люблю и почитаю Вас как моего императора и генерала, но более всего — как отца. Удачи Вам, как говорят корсиканцы. Да пребудет с вами Господь! Я знаю, что ее дух будет с Вами.
ЭПИЛОГ